Юрий Корчевский - По местам стоять! [litres]

– Вставай! Я тебя на себе тащить не намерен. Или ты идёшь, либо я тебя пристрелю.

Резидент с трудом встал. Руки за спиной связаны, подняться непросто.

– Шагай! И не дёргайся, не зли!

Добрались до часовни. Андрей прикинул варианты. Вести арестованного пешком – это долго, да и дойдёт ли он? До отдела верных 12–15 километров. Сюда, до хутора Андрей на мотоцикле добрался. Если бы мотоцикл был с коляской, другое дело.

Остановившись у часовни, Андрей сказал:

– Спускайся в подвал!

– Не полезу.

Андрей схватил его за связанные руки, почти столкнул. Резидент пытался сохранить лицо, но не выдержал, застонал. Андрей захлопнул крышку подвала, посветил изъятым фонарём, нашёл кусок железной арматуры, воткнул в проушины.

– Так-то лучше.

А сам к месту, где оставил свой транспорт. Всё же лучше иметь мотоцикл, чем ходить пешком! Четверть часа по грунтовым дорогам и он уже в отделе. Сразу к дежурному.

– Мне грузовик нужен и два бойца.

– Ночь! Зачем тебе?

– Резидента взял и радиста убил.

– Да ты что! Верти дырку под орден на гимнастёрке под орден!

– Твоими бы устами…

Всё, дежурный выделил двух солдат и полуторку. Первым делом забрали труп радиста и рацию, потом аккуратно вытащили резидента. Андрей сам, при помощи фонаря тщательно осмотрел подвал. Ничего криминального не обнаружил.

Задержанного, труп и рацию доставили в отдел. Рацию Андрей сразу передал в радиоотдел, а сам приступил к допросу раненого. Тот на вопросы отвечать отказывался, требовал медицинской помощи. Пришлось на грузовике, под охраной, везти в госпиталь, где хирург сделал перевязку.

– Повезло, ранение сквозное! Жить будет! – сказал хирург.

– Если не шлёпнут! – буркнул Андрей.

Сейчас главное – выяснить, сколько человек в группе, где живут, под каким прикрытием, под какими документами? В общем – потрошить. К утру многое удалось узнать, под протокол – для начальства и суда. Ещё до восьми часов, когда полковник на службе появляется, успел осмотреть и обыскать квартиру арестованного. Понятное дело – при понятых. И никаких улик о шпионской деятельности. Но главная улика – радиостанция, была взята. И основное – немцы лишились одного из источников информации. Казалось бы, что такое небольшая разведгруппа? Информации добывает немного, всё же не в Генштабе промышляют. Но десятки, а то и сотни таких групп дают общую картину. Куда противник перебрасывает резервы, какие? И вот уже вырисовывается направление предстоящего наступления. Ни один умный командующий армией шагу не сделает без разведданных. В зафронтовой, глубинной разведке немцы брали числом, а наши – качеством, поскольку информаторы работали практически в самых верхах, министерствах, получали сведения из первых рук. Другое дело, что нашим информаторам не всегда верили, тот же Сталин, от решения которого зависело многое.

В 1942 году в школах абвера проходили обучение полторы тысячи человек. В зависимости от специальности курс обучения длился от полутора месяцев для агента, до трёх месяцев для радиста. Все вместе взятые (с СД) разведшколы Германии выпускали в год до десяти тысяч разведчиков, радистов и диверсантов. В 1943 году активность разведывательных структур рейха достигла пика, масштаб заброски агентуры вырос в полтора раза. Но количество далеко не всегда перерастало в качество. Руководство абвера ставило перед агентурой невыполнимые задачи. Так, в августе 1943 года в казахстанские степи самолётом, посадочным способом была заброшена группа, целью которой было, опираясь на националистическое подполье, вести агитацию за отделение Казахстана от СССР. Или 23 мая 1944 года в район посёлка Утта Астраханской области также с самолёта высадили отряд диверсантов численностью двадцать один человек под командованием капитана абвера Эбергарда фон Шеллера. Группа подготовлена, экипирована и доставлена подразделением «Валли I» для подготовки на территории Калмыкии базы для переброски эскадронов «Калмыцкого корпуса доктора Долля».

Обеим группам поставили заведомо невыполнимые задания и, вполне ожидаемо, обе группы быстро были обезврежены контрразведкой.

Как один из способов выявления вражеской агентуры были заслоны на железнодорожных вокзалах, на мостах.

В типографиях, по указаниям контрразведки, печатались документы – воинские предписания, командировочные удостоверения, аттестаты и прочие бланки с сигнальными знаками. Например, вместо запятой стояла точка, либо вместо буквы «ё» напечатана «е», а вместо «й» обычная «и». В отделы контрразведки, милиции, войска по охране тыла рассылались секретные инструкции, где указывалось, с какого периода по какой какие сигналы и знаки действуют. Поэтому немцы, захватывая пленных, документы изымали и изучали, в прямом смысле слова под лупой. Чем «свежее» добытые документы, тем достовернее. Много заброшенных агентов засыпались на таких «мелочах». Даже хуже проколы у абвера были. В начале войны немцы принялись печатать в своих типографиях красноармейские книжки и прочие документы. Скопировали абсолютно точно, прокол был один – листки скреплены скрепкой из нержавеющей стали. На подлинных документах скрепка из обычной проволоки. В летние месяцы, когда жарко, боец потеет, скрепки в нагрудном кармане гимнастёрки уже через месяц покрывались ржавчиной.

И деньги. С целью подрыва экономики СССР немцы печатали фальшивые бумажные ассигнации. Впрочем, то же самое они проделывали с английскими фунтами. При обыске подозреваемых находили пачки новёхоньких денег, где номера банкнот шли по порядку. Обычные граждане не были столь богаты. Позже немцы стали снабжать своих агентов бывшими в употреблении банкнотами, причём подлинными, из хранилищ госбанка или сберкасс захваченных городов. Из этих же городов были бланки паспортов, военных билетов, партийных и комсомольских документов.

И печати ставили подлинные, изъятые вместе с документами из брошенных сейфов, металлических ящиков, а то и просто в столах. Из городов зачастую бежали в панике, особенно в первые месяцы войны. Стоило какому-нибудь паникёру закричать: «Немцы! Танки! Окружают!», как жители начинали убегать, прихватив самое ценное – детей и личные документы, бросая нажитое годами имущество. Кто поумнее, подальновиднее, с началом приближения фронта перебирался к родне, подальше в тыл. Если предприятия были оборонные, выпускающие военную продукцию, то с эвакуацией тянули до последнего, а потом грузили станки уже под бомбёжками.

Для немцев захват подлинных документов, штампов и печатей, советского оружия и амуниции на складах открывал для разведчиков и диверсантов широкое поле для деятельности. Если в первые месяцы войны активно действовал в ближнем тылу наших войск батальон «Бранденбург-800», переросший потом в полк, то в дальнейшем уже наши, коренные жители, сдавшиеся в плен, согласившиеся сотрудничать. Или добровольцы из недовольных советской властью. Такие бывают при любой власти, тем более что Сталин и его режим давали много поводов для возмущения, но подавляли. Проходили обучение, забрасывались. Язык, привычки, условия жизни знали хорошо, и выявить их было сложно. Самое уязвимое звено для любого разведчика – связь. Без передачи разведывательных данных он бесполезен, как боевая единица, а с выходом рации в эфир возможно его задержание.