Д Замполит - Пулеметчик

Часа через два я взмолился отпустить меня, потому как вечером отправлялся регулярный поезд в Россию, а мне уже сил не было смотреть на кули, строителей, американцев, русских и черт еще знает кого в этом Вавилоне. Вася несколько надулся, но отправил в управление строительства, на Большой проспект, чтобы мне выписали литер, а сам обещался быть чуть позже, как только закончит обход.

Здание еще только строилось, сдана была лишь половина левого крыла, но в нем уже вовсю работали. На меня во френче, сапогах и косоворотке, которые я напялил как только прибыл в Россию, смотрели молча и неодобрительно, но мне же с ними не детей крестить. Добравшись до кассы, я поздоровался с еще более надменным, чем во Владивостоке, чиновником и спросил его о литере первого класса до Томска.

Впечатление было такое, будто я вдруг дал ему оплеуху — кассир отшатнулся, побагровел и хлопал глазами, как вытащенная из воды рыба. Честно говоря, я не очень понял, чем была вызвана такая реакция, но тут этот хрен наконец-то продышался и выдал!

Это было привычное “ходют тут всякие”, помноженное на сословную спесь и мой если не крестьянский, то мастеровой прикид. Мне сообщили, что я потерял берега и могу ехать только третьим классом, да и то, столь высокое начальство в лице кассира еще подумает, выписывать ли мне билет. Вокруг нас начали останавливаться служащие и они, судя по их репликам, явно были не на моей стороне. Ситуация накалялась, я начал стервенеть и и чуть было не вцепился кассиру в кадык, но одновременно явились вызванная кем-то охрана, чтобы вытолкать меня взашей и Собко.

Литер выписали, красный как свекла кассир извинился, Собко постарался мне донести, что мой прикид тут пока неизвестен и потому вызывает такую реакцию, а я пытался сбросить незнамо с чего накативший адреналин — ну что мне стоило просто представиться? И попутно думал, насколько все хреново, ну ладно, не положено мастеровым и крестьянам первым классом, но зачем сообщать об этом в такой унизительной форме? А ведь в семнадцатом вся эта чиновная шушера будет трястись по своим квартирам в ожидании ЧеКа и вопрошать “А нас-то за что?”

Так что и общение, и прощание с Васей вышло скомканным, утром приехал — вечером уехал, разве что посоветовал готовить ополчение в предвидении будущей войны. Сел в поезд, помахал Собко из окна, дождался отбытия и залег спать.

Утром, в вагоне-ресторане, я нос к носу столкнулся с Болдыревым, подсевшим ночью в Цицкаре. Лавр был в штатском, отчего здороваться первым я не стал и даже принял вид, что мы не знакомы, но он поднялся мне навстречу с объятиями. Настроение сразу подскочило, мы позавтракали и насели на старшего кондуктора, чтобы нас переселили в одно купе.

Дорогу до Иркутска мы провели в разговорах, шахматах и попытках вычислить, когда начнется война. Болдырев обещал найти казачьих офицеров для подготовки отрядов на Сахалине — а я в обмен рассказал ему про малозаметные противопехотные заграждения. Ну, типа не колючую проволоку на кольях в три ряда, а сетку проволочную на колышках на высоте сантиметров двадцать, да в траве. Еще Лавр очень порадовал рассказами о деятельности учеников Петра Лебедева в радиосвязи, о переводе малоземельных казаков с Дона на Дальний Восток, о том, что несколько частей после подавления восстания в Китае на стали возвращать обратно, а оставили в Приамурском округе.

Но вот стоило спросить его о житейских событиях почему-то стушевался. Оказалось, он надумал женится, но перед ним встало такое неизвестное мне препятствие, как финансовый ценз — тут офицеру мало того, что требовалось от начальства одобрение кандидатуры невесты и разрешение на свадьбу, так еще нужно было подтвердить свое материальное благополучие.

— Погодите, но вы же казак, у вас-то все должно быть проще?

— Казак-то я казак, но служу по Главному штабу, там свои порядки.

Цена вопроса оказалась всего пять тысяч рублей, и я тут же предложил несколько вариантов — взять их у меня в долг, положить на имя Болдырева временный вклад в банк или выписать свидетельство о владении паем в какой-либо из “моих” фирм. Несколько сложнее оказалось его уговорить, но я переупрямил.

А потом мы начали играть в кораблики — считать, сколько броненосцев и крейсеров есть на Дальнем Востоке у нас и у японцев. По броненосцам выходило так на так, по крейсерам мы пока были впереди, но Лавр утверждал, что японцы срочно достраивают три корабля и рыщут где бы перекупить еще чего в высокой степени готовности.

— Да, это самый простой и быстрый путь. Газеты пишут, что англичане строят два корабля для Чили, итальянцы — два для Аргентины, у французов верфи заняты бразильскими заказами, так что выбор есть. Я бы поставил на итальянцев.

— Я бы тоже, тем более, аргентинцы уже зондировали почву на предмет продажи крейсеров нам.

— “Гарибальдийцы”? — надо же, не знал, что их сперва предлагали России.

— Да, “Ривадавиа” и “Морено”.

Мда, не по зубам задачка. До генерал-адмирала мне не добраться, а и доберусь — ему парижи важнее флота. А как бы было хорошо, купи их Россия… Может, действительно, взорвать их к чертовой матери?

— Лавр, очень деликатный вопрос, можете не отвечать. Есть ли у вас агенты на японских угольных станциях? Там ведь наверняка работают корейцы, их можно зацепить…

Болдырев отвлекся от подкручивания усов и медленно кивнул. А пока мы стояли на одной из станций, навстречу, в Харбин покатился, стуча колесами, поезд с нефтяными цистернами, с потеками, лесенками и круглыми люками, так похожими на командирские башенки. Танки… нефть… стоп. Это уже за пределами возможностей.

В Иркутске Лавр сошел, а на его место подсадили совсем молодого парня, лет двадцати пяти, студенческого вида — пиджак поверх косоворотки, брюки в сапоги, шляпа, шевелюра и черное пальто. Я вспомнил свой конфликт из-за внешнего вида в Харбине и мысленно усмехнулся, здесь, видимо, все было проще или пассажира знали.

Как выяснилось — да, знали. В том смысле, что билет ему выписывали по представлению полицмейстера, у Георгия, как он назвался, закончился срок ссылки и он ехал в Питер, сдавать экстерном за курс юрфака университета, после чего надеялся получить место помощника присяжного поверенного где-нибудь дома, на Украине. В ссылку угодил за студенческие волнения, которые сам и организовал — на второй день пути мы все-таки разговорились, видимо, он посчитал, что использовать целого американского инженера в качестве “наседки” слишком расточительно. Да и рассказ о Кропоткине произвел впечатление, но особенно сыграло неожиданное для него мое знакомство со статьями в “Правде”.

— Что, прямо в ссылке получали? — полюбопытствовал я. — Нет, путей не надо, просто — да или нет?