Марина Ноймайер - Под знаком Льва [litres]

Профессор Киппинг молча смотрит на нас. В его взгляде мне мерещится короткая серебристая вспышка, заставляющая содрогнуться, потому что до сих пор я видела ее только один раз, у Люция Мореля. Это научило меня бояться серебряных глаз.

Профессор Киппинг вздыхает:

– Мне действительно было бы совестно задерживать здесь Розали надолго, но сначала я должен получить представление о ситуации. Могу ли я рассчитывать на то, что она вернется завтра, когда понадобится нам?

– Да, профессор, – кивает Пауль.

И хотя я категорически против, когда другие люди принимают за меня решения, не поинтересовавшись моим мнением, возражать не хочется: в сущности, мне неохота ничего другого, кроме как вернуться наконец домой и немного отдохнуть, прежде чем это безумие продолжится.

Профессор Киппинг не выглядит довольным, но кивает, помахав мне рукой на прощанье, а в следующий миг уже разворачивается к Виктору, и те дружно кивают друг другу.

Пауль заботливо обнимает меня за плечи, нежно притягивая к себе. С объемной юбкой платья, которое я так и не сняла, все мои усилия уходят на то, чтобы поспевать за ним. Больше спотыкаясь, чем идя прямо, я спешу по коридорам штаба за братом, пока мы не оказываемся в круглом фойе, где я уже была. Внушительные астрономические часы на стене наполняют комнату тихим тиканьем и жужжанием.

– Розали!

Откликнувшись на свое имя, я поворачиваю голову, чтобы увидеть Лео, бегущего за нами по коридору, скользя на голом мраморном полу фойе.

– Хэй, подожди! – задыхаясь, выдавливает он, остановившись. – Могу я поговорить с тобой минутку? Наедине . – Он бросает многозначительный взгляд на моего брата.

Пауль ворчит что-то непонятное, но позволяет руке соскользнуть с моих плеч, а потом направляется к порталу.

– Я жду снаружи у машины. Поторопись, ладно?

Оставить меня наедине с Лео настолько не в его характере… Потом надо будет спокойно объяснить, что за время, проведенное в прошлом, многое изменилось, и Лео уже далеко не тот невыносимый уродец, с которым мы когда-то познакомились.

Лео делает несколько шагов, пока не оказывается ко мне вплотную. Задрав голову, я заглядываю юноше в глаза, и все мысли о чрезмерно заботливом брате тут же улетучиваются. Лео побледнел и осунулся – неудивительно, учитывая последние события, однако морская зелень его ясных глаз не померкла ни на тон.

– Ты правда хотела уйти не попрощавшись? – бормочет Лео, и его приглушенный голос с итальянским акцентом заставляет кожу покрыться мурашками.

– Я… э-э… – Честно говоря, я была настолько поглощена мыслью о возвращении домой, что просто о нем забыла.

– Розали Грифиус, ты жестокая женщина, – заявляет мне он серьезно. – Как только увидела брата, сразу же обо мне забыла, да?

Я скептически вскидываю брови:

– Если ты намекаешь на то, что мы…

Лео смеется:

– Расслабься, я просто держу тебя в форме. В конце концов, вы не Борджиа.

– Ха-ха-ха, очень смешно! – Я игриво шлепаю его по руке, и Лео тут же ловит мои запястья, заводя их за спину и притягивая меня ближе.

– Я хотел еще кое-что с тобой обсудить, прежде чем ты отправишься на попечение своего брата. – Он все-таки отпускает мои руки и заправляет мне за ухо выбившуюся из прически прядь волос. – Мне показалось или профессор Киппинг имел в виду тебя, когда говорил, что у него есть подозрение, кто причастен к пропаже Рубиновой Табулы? Он так странно на тебя смотрел…

Его слова снова возвращают то неприятное чувство, тяжелым комком свернувшееся в желудке. Значит, не только мне это показалось странным.

– Понятия не имею, что это было, – бормочу я, не в силах побороть пробивающееся в голосе раздражение. – Что это вообще должно означать? Вот он узнаёт, что Табула буквально испарилась на глазах, а в следующее мгновение уже заявляет, что знает, кто имеет к этому отношение. Откуда он может это знать?

От волнения мой голос становится все громче и громче с каждым словом, отскакивая эхом от высоких стен фойе. Лео прикладывает палец к моим губам, чтобы успокоить.

– Тсс, тише! – произносит он на итальянском, тут же снова переходя на понятный мне язык. – Может быть, это вообще ничего не значит. Я останусь здесь, чтобы разобраться, что происходит. Скорее всего, профессор Киппинг просто настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, как пялится на тебя. – Его руки обхватывают мое лицо с просьбой посмотреть ему в глаза. – Мы выполнили свою задачу во Флоренции и смогли вернуться. Какой бы хаос здесь ни разразился, ты не должна забывать об этом. Ты сделала это, ты смогла!

Он наклоняется, чтобы прижаться своими губами к моим. Этот поцелуй короткий и нежный – не такой страстный и пылкий, как после нашего возвращения, когда я буквально чуть не опрокинула Лео на пол, но достаточно жаркий, чтобы превратить мои ноги в желе.

– Иди и отдохни хорошенько, увидимся завтра!

Пауль ждет меня около нашего древнего уже заведенного «Фольксвагена Гольф» перед входом в штаб-квартиру. Вообще, мы редко добираемся куда-то на машине, так как живем в центре города, но брат, видимо, решил сделать мое возвращение домой максимально торжественным. Открыв дверцу, я заползаю на пассажирское сиденье, тут же оказываясь окутанной затхлым запахом старой обивки, что вызывает у меня непроизвольный глубокий вздох. Пышные юбки занимают собой все пространство, и у меня уходит несколько минут на то, чтобы разложить эти массы ткани так, чтобы осталось место для ног.

– Только вид тебя в этом платье и заставляет поверить, что ты теперь путешественница во времени, – бормочет Пауль, выруливая с парковки на Арканус. Эту невзрачную узкую улочку посреди Мюнхена окружает необъяснимая мрачная аура, скрывающая ее от людских взглядов. Она действует на прохожих так зловеще и отталкивающе, что никому не приходит в голову по ней прогуляться, так что я невольно расслабляюсь, выдыхая, когда мы вливаемся в движение, оставив ее позади. Остаток пути мы молчим, и я рассеянно разглядываю улицы, наблюдая за городской суетой, – даже привычный вид велосипедистов и мусоровозов заставляет мое сердце стучать от радости, а серость города не кажется такой мрачной, как раньше. Однако от всеобщей городской суеты голова идет кругом: после нескольких недель, проведенных в тишине и спокойствии пятнадцатого века, современный мир обрушивается ослепительным калейдоскопом впечатлений.

На нашей улице Пауль паркуется у обочины, и мы спешим в дом, втянув головы в плечи из-за начинающегося моросящего дождя. Поднявшись по лестнице, я на мгновение замираю перед дверью в квартиру, чтобы сделать глубокий вдох: одурманивающий запах дома окутывает меня как одеяло, успокаивает нервный трепет. Все точно так же, как я оставила, когда уходила: зеркало у двери по-прежнему висит кривовато, по всей крохотной прихожей валяются туфли. Пауль даже не выбросил букет подсолнухов в мое отсутствие, и он до сих пор стоит в вазе на подоконнике, увядший и засохший.