Александр Афанасьев - Иностранец

Дон Винченцо давно знал их семью. Его сыновья — закончили британскую школу, поступили в Школу управления Миланского политехнического университета и закончили ее. Он и его устраивал в эту одну из лучших европейских школ менеджмента. Сейчас его сыновья уважаемые люди, бизнесмены.

И он — молодой бизнесмен.

Да, надо к дону Винченцо ехать. Он давно перестал торговать наркотиками — но он торгует влиянием. Связями. Советами. Дон Винченцо — тайный казначей системы. Если ты хочешь избраться в депутаты, а денег на предвыборную кампанию нет — прояви уважение, приди к дону Винченцо — и тебя изберут. Дон Винченцо — вкладывает не свои деньги. Все бизнесмены понимают, что рано или поздно им может что-то потребоваться от власти. Они бы и сами может, спонсировали бы кого-то в депутаты — но не знают, кого, да и дорого — в одиночку. Потому они приходят к дону Винченцо и приносят ему деньги. Ради уважения. А не за что-то конкретное. А если им что-то надо бывает, то они опять приходят к дону Винченцо и просят об услуге. С уважением. И тоже бесплатно. Понятно, что о криминальной услуге дон Винченцо и слышать не захочет, прогонит. Но мало ли надобностей. Вот например, надо кому-то получить землю под застройку — и он давал дону Винченцо деньги. Теперь он приходит и просит об услуге, а дон Винченцо передает просьбу наверх — и к нему прислушиваются. И землю дают.

И это не взятка, нет. Вот если бы этот бизнесмен пришел с чемоданом денег к магистрату и сказал — дай мне землю под застройку, а я тебе чемодан денег — вот это была бы взятка. А дон Винченцо — это не взятка. Это уважение.

Понятно, что о такой практике власти знали. И боролись. В Италии местные органы управления называются магистратами — так вот, в некоторых коммунах магистраты не избирались годами. Доказать взятки было невозможно, потому что никто не передавал чиновнику конкретных денег за конкретное действие. Потому центральные власти шли на откровенно антидемократические меры и брали коммуны под прямое управление. Но рано или поздно приходилось проводить выборы — и все начиналось заново. Потому что еще никто не придумал, как проводить предвыборную кампанию без денег.

И вот сейчас — именно такой человек и мог дать добрый совет Спиро. Хотя Спиро понимал, что дон Винченцо будет сильно недоволен. Но он рассчитывал на дружбу с его сыновьями, потому что семья для дона Винченцо — святое.

Итак, Спиро засунул пистолет за ремень и вышел из квартиры.

Спустился вниз, вышел на улицу. Стемнело уже, народа не так много — но есть. И какие-то отморозки у его Феррари!

— Эй!

Вскрыть пытаются…

— Эй, а ну пошли!

Спиро побежал к ним — и они как то нехотя побежали. Он наткнулся на какого-то мужика, налетел на него, с проклятьем оттолкнул…

— Пошли отсюда! Моя машина!

Эти негодяи — точно пытались машину угнать — перестали делать то что они делали, и пошли по улице, но почему-то пошли, а не побежали. Совсем обнаглели. Спиро попытался догнать их, но почему то — ему казалось, что он бежал, изо всех сил бежал, даже дышал так тяжело, запыхался, а машина не становилась ближе. Потом он устал и запыхался настолько, что ноги перестали его держать, и он упал.

Рядом остановилась машина, и кто-то громко сказал

— Ты чего, дружище? Вся ночь впереди, а ты уже набрался так…

Его с двух сторон подхватили под руки, и начали усаживать в машину.

…

Спиро осознал, что происходит, только когда они куда-то приехали и его вытащили из машины, держа под руки с обеих сторон.

Была ночь. Здесь было тихо — но на горизонте — неугасимым заревом тлел огромный, никогда не спящий Милан. Они были на какой-то взлетной полосе одного из бесчисленного множества аэропортов в окрестностях Милана, которые никогда не простаивали, как не простаивали маленькие швейцарские аэропорты как в светлой памяти восьмидесятых, когда американцы еще не задолбали всех своей открытостью.

На темном горизонте появилась маленькая звездочка, она быстро приближалась — чтобы превратиться, в конце концов, в свистящий моторами небольшой бизнес-джет. Никакие документы не оформлялись, бизнес-джет развернулся, готовясь к немедленному взлету, открылась дверь. Спиро потащили к двери

— Вы что творите? — проорал он, стараясь перекричать шум моторов — я Спиро Леши. Мой отец всех ваших родственников на мясо пустит!

— Рот закрой!

…

— Василий сказал, он живым нужен. Если он по пути из самолета вылетит, ты следом полетишь. Все понял?

Спиро втащили в маленький, с салоном всего на несколько мест самолет и закрыли дверь

— Ну, с Богом.

И Спиро понял, что его отдали сербам…

Мне надо было следить за Василием. Не отрываться от него по возможности. И даже не потому, что мне поручил Йованич — скорее потому что так есть шанс его остановить в самом начале, если он все же решит натворить дел. Это доброе дело… остановить человека, пока он не натворил дел. И я его выполнял. Как мог.

Но Василий, судя по всему, и не собирался творить — вообще, он был до ужаса спокоен, настолько спокоен, что мне было не по себе. Спокоен как человек, который все для себя уже давно решил и никто в мире не способен сбить его с пути. Но я не мог его спросить, что он задумал, я вообще в этом доме был чужой. Потому я мог просто быть настороже.

И был.

Я так и не уехал от Василия. Остался у него в доме на всю ночь, чтобы утром ехать в город и звонить в министерство. Думаю, если он сейчас ничего не натворит — то и потом у нас будет какое-то время. Конечно, если это видео останется единственным, и у подонка, что его выложил — не окажется еще одного.

Сербы поставили большой чайник с водой на огонь, оттуда постоянно отливали кипяток и подливали воды. Кипятком заваривали кофе и пили. Я пил вместе со всеми, хотя у меня уже глаза на лоб лезли от количества выпитого кофе.

Потом принесли какой-то музыкальный инструмент, подобный гуслям. И я пел вместе со всеми под него, каждое второе слово не понимая. Пел печальные, протяжные песни…

Кстати, вы знаете, что у сербов веселых народных песен нет?

Есть современная стилизация под народные — это пресловутый турбофолк, под который сейчас половина Белграда танцует. Но они современные, это именно что стилизация. В прошлом таких песен не было.

Кто-то пихнул меня в бок

— Нравятся песни, русский?!

— Да

— Давай, выпьем.

На серба зашикали со всех сторон. Пить не стали.

И все же — какая страшная судьба у этого народа…

И какое чудо, что этот народ еще сохранил способность улыбаться…

По-хорошему — всем было бы лучше, если бы сербы и поляки поменялись землями. Поляки подальше от нас, а сербы — наоборот, поближе. И все были бы счастливы.