Александр Афанасьев - Иностранец

И хотя на уступки публично идти было нельзя — американцы понимали, что уступки необходимы. Потому неофициально — была достигнута договоренность о разграничении сфер влияния, о порядке согласования спорных вопросов и урегулирования конфликтов. Американцы поняли, что малые страны Восточной Европы — могут реально столкнуть мир к Третьей Мировой, и что в ней придется участвовать Соединенным штатам. Потому то и были достигнуты договоренности, наблюдать за которыми и разрешать конфликты поручили старым мастерам Холодной войны, которые имели имя на обеих сторонах невидимого фронта. Одним из таких мастеров был Саул Рабинович, еврей из Бруклина…

А вот и он…

К подъезду — подкатила новенькая БМВ, выглядящая до безумия дико в этом мире открытых мусорных баков и дыр на асфальте. Из нее выбрался старик, лет семидесяти, но бодрый еще, профессионально осмотрел двор. Конечно же, зацепился на Сауле, тот встал

— Привет, Алексей…

Русский повел его на кухню. Конечно же, кухня. Русские все время разговаривают на кухне, это еще одна русская особенность. Другая — русские там же и едят, у них нет разделения на кухню и столовую. Там, среди холодильников и плит — может решаться судьба мира…

— Как ты? — спросил Саул — выглядишь неплохо.

Русский, который ставил чайник, чтобы заварить чай — подмигнул

— Не дождешься. А ты как?

— Сердце пошаливает. А так все нормально.

— У меня есть знакомые. Ты где лечишься?

— В Бетезде.

— В Америке лечиться себе дороже. Лучше езжай в Израиль, там лучше

— В Израиле мне делать нечего.

— Вот как? Ты же еврей.

— Я другой еврей.

Рабинович относился к тем евреям, которые считали, что восстановление Израиля до второго пришествия Мошиаха есть преступление.

— Ну, как знаешь. Что хотел сказать?

— Хотел сказать, что ты неплохо выглядишь.

— Это только видимость. Вот, в санаторий приехал… без этого уже никак

— Так ты сейчас оттуда?

— Да. Процедуры принимал.

— Видел я местные санатории…

— Так что не зашел?

— Нет, спасибо.

— И зря. Электроники у вас конечно много, а вот люди…

Вскипел чайник, русский стал заваривать чай

— Я бы хотел прояснить некое… недопонимание. Насчет Сербии.

— Недопонимание… ты это так называешь?

— Именно — терпеливо повторил Саул

— Как по мне вы нарушили базовые договоренности. Сербия находится в нашей зоне

— Мы ничего не нарушили. Кое-кто из наших превысил полномочия.

— Про Желиговского так же говорили.

— Про кого?

— Желиговского. Генерал польской армии Люциан Желиговский. Он захватил Вильно, а его непосредственный командующий, маршал Пилсудский заявил, что Желиговский вышел из подчинения.

…

— Только Вильно он не отдал.

Рабинович постарался придать телу более удобное положение на стуле без спинки, который русские зовут «табуретка».

Он восхищался русскими и ужасался им. Среди них были люди, острота и широта ума которых — делала их настоящими гениями. Вот этот… отставной полковник КГБ, но он восхищался его эрудированностью — старик не уступал всему Совету национальной безопасности США. Да что там не уступал — будь он на нашей стороне, мы бы и половины ошибок не сделали…

Но при этом — русские обладали удивительной приверженностью ко злу. Каждый русский — был готов в любой момент совершить любое представимое зло — и даже то зло, которое и представить себе невозможно. Такое ощущение, что с ними было что-то не так… что-то не так с этикой, с моралью, с богобоязненностью, наконец.

Хотя… если бы в США четверть века правил Джо Сталин, еще неизвестно, какими бы стали американцы…

И с этим как то надо было жить. Не забывая, что у них кнопка, и они в любой момент могут превратить США в ядерную пустыню…

— Человек, который является проблемой — ваш человек, русский.

— Да. Но что-то мне подсказывает, что Божаич ваш человек.

— Это не так.

— Нет?

…

— Тогда все понятно. Я тебя услышал.

Русский разлил чай, подвинул стакан

— Сахар бери сам, сколько надо. Вон там. Прессованный, настоящий, питерский.

— И что? Вот так — всё?

— А что ты еще хотел…

— Я думал… ты так не поверишь…

Русский положил себе в стакан кусочек прессованного сахара, помешал ложкой. Стакан был высокий, большой. И в настоящем железнодорожном подстаканнике

— Видишь ли, Саул. Я, как и наш президент — родился и вырос не в лучшем месте… скажем так. Да?

…

— У нас были компании. Хулиганские компании. Мы дрались. Если ты заходил в чужой район, то получал по морде, и с этим ничего было не поделать, да. Но были правила. Если, например ты провожал девушку — тебя могли избить только на обратном пути. Когда с тобой девушка — тебя и пальцем не могли тронуть…

…

— Так вот. Было еще одно правило. Называлось — слово пацана. Если ты говорил — тебе верили. Потому что так было принято. Если потом выяснялось что это ложь — тебя бы потом не поняли даже свои.

…

— Вот и тут — так. Ты сказал — я услышал. Но если это ложь — мы сильно не поймем друг друга. Очень сильно…

Формально границ в Евросоюзе не было — но фактически они теперь снова были. Блокпосты полиции и военных на дорогах — они появились во время кризиса с беженцами, потом — появилась такая проблема как коронавирус. Потом вроде как и с беженцами кризис потерял остроту и с коронавирусом — но посты на дорогах остались. Потому что границы проще поставить, чем убрать. И о том надо помнить…

Отъехав примерно пять миль от границы — Саул Рабинович загнал свой прокатный Мерс на стоянку. Там его ждал Шевроле с дипломатическими номерами. Начальник берлинской станции — сам в Чехию решил не соваться. Еще лет пять назад поехал бы.

Но не сейчас.

— Ну?

Рабинович достал платок, выпил испарину, которая выступила от неумеренного потребления горячего чая

— Договорился. Они не будут иметь претензий.

Начальник станции негромко хлопнул в ладоши.

— Отлично.

— Да ни хрена не отлично! — взорвался Рабинович — ты что, не видишь? У тебя на станции творятся хрен знает какие дела. Переса ты не контролируешь, а отвечать за него обязан. Мы все обязаны!

— Ты не все знаешь…

— Вот как?

— Вопрос не в Сербии как таковой. Мы должны работать. Несмотря на договоренности…

…

— Перес работает с русским резидентом в Белграде. Плотно работает. Вопрос не в том, что он может дать нам сейчас, а в том, что он сможет нам дать, когда вернется в Москву!

…

— Мы дали ему зеленый свет. С моей санкции мы подкармливаем его кое-какой информацией из наших источников. Делаем так, чтобы он выглядел перед Москвой умником. Как только он вернется в Москву и получит новое назначение, все это окупится сторицей.