Александр Дорнбург - Тревожная весна 1918

Когда образовалась центральная власть в Новочеркасске, к ней со всех сторон от восставших станиц, стали поступать настойчивые просьбы о присылке офицеров. По сведениям, имевшимся в штабе, к моменту прихода большевиков, в Войске состояло около 6000 офицеров. Исходя из этой цифры, было признано, что такого количества офицеров более чем достаточно для нашей армии в 20–30 тыс. человек и потому сначала было решено не задерживать желающих уходить в отставку.

Однако, как показала жизнь, такая мера оказалась неудачной. Во-первых, данным разрешением пожелало воспользоваться очень большое количество офицеров, а во-вторых выяснилось, что спасаясь от преследования Советской власти донские офицеры распылились по всей России и собрать их не представлялось возможным.

Кроме того, среди наличных офицеров, многие были так сильно утомлены физически и настолько глубоко пережили стадию своего морального унижения и оскорбления, что навсегда потеряли веру в успех дела и, следовательно, к предстоящей работе совсем не годились.

А гражданская война имела свои особенности. Для нее требовались начальники, умевшие не только дерзать, но умевшие быстро разбираться во всех условиях, присущих этого рода войне, начальники, быть может, со своеобразным масштабом, критериями и даже особой идеологией. Меня часто поражало, как старые отличные кадровые офицеры Императорской армии, привыкшие пунктуально нести службу и требовать ее исполнения согласно старым уставам, привыкшие беспрекословно исполнять все приказания начальства, терялись в новой необычной обстановке и условиях. Это Вам не на плацу занятия строевой проводить!

От формирования офицерских частей мы отказались, офицерское училище повышения кадров заработало и кое-как офицеров мы распределили по частям. Все годные к строю офицеры были командированы на фронт; был открыт прием в Донскую армию офицеров неказаков; казачьим офицерам был запрещен уход в Добровольческую армию, а всем ранее туда ушедшим было приказано вернуться обратно; стал запрещен уход в отставку офицерам моложе 31 года, а ушедшие ранее были возвращены обратно.

Между тем, нужда в военном снаряжении, по мере освобождения нами области, росла с каждым днем. 20 мая штаб генерала Мамонтова нам докладывал: "Призванных казаков около 10000 чел., из них с винтовками около 5000, патронов на винтовку русскую 25, снарядов на орудие 60". Так, а часто и еще хуже, было положение всюду.

Становилось ясно, что несмотря на природные богатства Края и на целый ряд целесообразных мер, предпринятых для развития самостоятельной Донской промышленности, местных средств будет далеко недостаточно, чтобы удовлетворить потребность наших войск.

В Войсковой штаб отовсюду шли настойчивые просьбы: "дайте оружие, патроны, пулеметы, пушки, снаряды, аэропланы, автомобили, обувь и так далее". Отказать и не дать вовремя, — значило бы во многих местах обречь дело на неудачу и заронить в казачьи души сомнение в возможность успешной борьбы с большевиками.

Надо было искать источники снабжения вне области. Но Россия целиком была во власти Советов и только Украина, где хозяйничали немцы, да отчасти Грузинская республика (там тоже местные сепаратисты конфисковали массу оружия у Кавказской армии), казалось, могли помочь Войску Донскому в трудном его положении.

По роду своей деятельности, я ежедневно непосредственно соприкасался с казачьими массами в широком смысле этого слова и, потому был в курсе настроении, переживаний и колебаний казачества этого времени. Тут нюансов было множество. Факты и совокупность личных наблюдений, дают мне основание утверждать, что в общем, за малым исключением, казаки охотно восставали против Советской власти преимущественно там, где красногвардейцы чересчур основательно грабили казачье добро, что чаще всего бывало вблизи железных дорог и больших центров.

Целью восстания являлось — освобождение своей станицы от красного террора. Дальше этого, намерения восставших обычно не простирались. Вот почему, требовалось применение героических мер и огромных усилий, чтобы изменить психологию казачьей массы и сдвинуть ее с этой позиции "моя хата с краю."

И при Каледине был такой же "порыв" в Казачестве, было желание казачьей массы восстановить свои старинные формы правления и стремление к известной самостоятельности Дона, но эти чувства не сумели подогреть, не сумели их использовать и порыв угас. Личность генерала Каледина, как я уже говорил, тонула в дерьмовом коллективе, составлявшим Донское правительство. Оно вязало Каледина и в тоже самое время само топталось на одном месте, теряя время на пустые разговоры и ненужные споры. В таких же условиях работал и погиб генерал Назаров.

Я отчетливо помню какой огромный духовный подъем в казачестве вызвал выстрел Каледина. Помню хорошо, с каким воодушевлением и порывом поднялись казаки, чтобы искупить свой грех и казачьей громадой стать на защиту родного Края. А результат — сдача Новочеркасска красным бандам и гибель генерала Назарова и лучших сынов Дона, так как, повторяю, не было, или не нашлось личности, которая использовала бы этот подъем, сумела бы его одухотворить, разжечь, дать ему необходимую длительность и претворить его в реальные достижения.

Казаки в массе, быть может, способны скорее воодушевляться, чем крестьяне, они с большим энтузиазмом могут отозваться на тот или иной призыв, но они же быстро склонны падать духом и распыляться.

Нельзя обходить молчанием то весьма важное обстоятельство, что весной 1918 года, то есть в самом начале казачьего освободительного движения, нашлись умные люди, трезво смотревшие на вещи и сумевшие убедить "серых" членов Круга Спасения Дона не повторять ошибок Каледина и Назарова и привить им мысль, что спасти Дон и сбросить красное иго может власть не в виде коллектива, а лицо, ставшее во главе движения, лицо наделенное Кругом всей полнотой власти и главное — в своей работе не стесняемое Кругом.

Круг с этим согласился. Он без колебаний, охотно, сразу стал на этот путь, что следует объяснить почти полным отсутствием в его составе интеллигенции и, значит, политических партий, зачастую ставящих партийные и личные интересы выше дела. Отчасти такому решению способствовала и ежедневная артиллерийская канонада вокруг Новочеркасска, красноречиво подсказывавшая делегатам Круга следовать совету тех людей, которые на их глазах в чрезвычайно трудных условиях организовали казачьи дружины, одержали уже с ними несколько побед над красными и освободили столицу Дона.

Простые казаки видели, что эти люди без лишних слов, на деле, ведут казачество к цели — прямой, кратчайшей линией, а не причудливыми зигзагами. Высокие материи их практически не волновали.