Андрэ Нортон - Колдовской мир: Волшебный пояс. Проклятие Зарстора. Тайны Колдовского мира

Что-то шевельнулось у колонны, стоявшей прямо перед ним, кто-то шагнул от нее в бледном свете зари. Женщина остановилась перед ним и встряхнула волосами, собранными на высоте плеч. Встряхнула раз, другой, третий. Сейчас Улли не увидел мерцающих искорок. Нет, его словно ударил в лицо ледяной ветер, сбил с тележки, и от удара головой все померкло.

Он не знал, скоро ли попытался сдвинуться с места. Наконец забился, приподнялся на локтях. Надо ползти… он изогнулся, напрягся…

Улли, колченогий горбун Улли, не умевший ни шагу ступить, ни разогнуть спину… Он стал прямым!

Прямым, как Стивен, как Мэтт! Если это сон…

Он выгнулся, поискал взглядом женщину, чтобы забросать ее вопросами, поблагодарить… он сам не знал, что еще. Но у колонны никого не было. Едва осмеливаясь поверить, что он стал прямым, паренек пополз к подножию колонны и почувствовал, что с каждым движением его наполняют силы. Держась за камень, он сумел подняться, встал на ноги!

Одежда сковывала обновленное тело. Он сорвал одежду. Он стоял прямо, спиной к колонне, и ветер холодил его кожу. Еще придерживаясь за белый камень, Улли осторожно шагнул, обходя опору. Ноги твердо держали его, он не падал.

Тогда Улли вскинул голову и громко закричал от восторга. И увидел, как что-то блестит посреди круга камней. Он шагнул ближе. Из зеленого дерна был вывернут малый кусок, и в нем торчала дудочка. Но какая дудочка! Если та, что он починил, казалась ему хороша, то эта была сокровищем, достойным знатнейшего лорда!

Он нерешительно поднял дудку, — казалось, она сейчас исчезнет прямо из пальцев. А потом приложил ее к губам и заиграл в благодарность тем, кто побывал здесь ночью, заиграл, изливая переполнявшую его радость.

Так под песню дудочки, он и вернулся домой, шагая поначалу с осторожностью от непривычки. До домика своей матери он добирался задами. Она, бедняжка, плакала. Когда он пропал с горного луга, все перепугались, и Гретта собрала всех на поиски, только зря. Мать при виде обновленного Улли приняла его за призрак погибшего, но сын скоро ее разуверил.

Его рассказу дивилась вся Гребнева Чаща. Старики понимающе кивали — они помнили предания о прежних жителях Долин и как те одаривали людей, сумевших им угодить. Кто-то заметил, что резьба на дудке схожа со знаками на камне приношений. Потом молодежь задумала поискать клады на поляне с колоннами, но тут Улли страшно рассердился, и его уважили, признав, что лучше не тревожить того, чего не знают.

Можно было подумать, что Улли принес в село не только здоровые ноги и дудочку. Год выдался удачным для всех. Такого урожая не помнили и старики, а бед ни с кем не случалось. Улли, уже на своих ногах, обходил села и выселки, чинил и играл — с дудочкой он никогда не расставался. И в самом деле, под его игру легкими становились и ноги, и сердца, и танцоры лучше плясали.

Только Мэтту не было покоя. Он теперь не был первым из парней — Улли слушали охотней. Когда же Мэтт открывал рот, разбрасывая мрачные намеки о невесть чьих подарках, к нему прислушивались лишь те, кто вечно завидует чужому успеху, в том числе Моргана, у которой поубавилось ухажеров. Случалось теперь, что даже Гретту чаще звали на танец. И вот однажды Моргана оборвала ворчащего Мэтта:

— Что по силам одному человеку, и другой сделает. Что ты все бормочешь о чужой удаче? Скоро Праздник жатвы, и, уж конечно, Древние заявятся посмотреть на урожай и взять свою долю. Отправляйся к колоннам Улли, сыграй им, может, и тебя отблагодарят!

Мэтт пробовал играть на отнятой у Улли дудочке, и выходило у него неплохо — игрались и плясовые, и старые баллады. Только вот с песней Улли все не ладилось, выходило тускло и фальшиво.

Совет Морганы с каждым часом все больше нравился Мэтту, да и мысль про клад не шла из головы. Умный человек и с Древними договорится. Улли-то простак, не знал, что с них взять. Мэтт рассчитывал на большее.

И вот в праздничный вечер Мэтт отстал от остальных и свернул в чащу, где, по рассказам Улли, надеялся отыскать каменный круг. Оставив на колючих шипах клочья своей рубашки, он наконец выбрался на поляну.

В самом деле, колонны там стояли, но не яркие, не горящие, как свечи. Наоборот, у подножия камней кишели тени, будто под ними затаилось что-то недоброе. Но Мэтт уселся под деревом и стал ждать. Мотыльков он не увидел, хотя у верхушек колонн что-то трепетало. Тогда Мэтт решил, что Улли выдумал свою историю из головы, но все же решил попробовать, прежде чем вернуться на праздник и всем объявить, какой лгун его соперник.

Но из его дудки вырвался только скрипучий визг, а когда Мэтт решил уходить, он с ужасом обнаружил, что ноги его прикованы к земле, лежат поленьями, как раньше ноги Улли. И дудки он не мог оторвать от губ, а против воли вынужден был высвистывать на ней горестные, унылые причитания. Все тело болело, во рту пересохло, и страх хлестал его как кнутом. И тут он увидел тех, кто собрался у колонн.

Хотел бы он закрыть глаза! Но и этого не мог, а должен был играть и смотреть на то, что сводило его с ума. Наконец свинцовые руки упали, дудка вывернулась из онемевших пальцев, и он тускнеющим взглядом увидел рассвет.

От камней в кругу с жужжанием поднялась огромная туча жирных мух — такие прилетают пить пролитую кровь на забое скота, только эти были в шесть раз жирнее и больше.

Мухи облепили его лицо, стали жалить. Мэтт отмахивался, но все зря, пришлось ему уползать на четвереньках, а мухи с жужжанием вились вокруг, как овчарки, отгоняющие от стада забредшего на выпас бродягу.

С грехом пополам он сумел встать на ноги, но долго еще не мог поднять головы. Ходил сгорбившись, пряча от людей опухшее лицо, и никому не рассказывал, что с ним случилось.

А дудочка Улли еще много лет звала жителей Гребневой Чащи на праздники и подыгрывала их пляскам. Но случалось, что Улли тихонько уходил на поляну с колоннами и там играл не для тех ушей, что растут у нас на голове.

В любой профессии, кроме великих мастеров и забытых неудачников, есть те, кто не достиг больших высот, но и в глубочайшую яму не провалился. В Высшем Холлаке водились такие волшебники, о которых лорды прилюдно отзывались с почтением, а что говорили наедине, лучше было не слышать. Кто знает, из какого вещества сотканы тени, если даже паучья сеть остается тайной? Иногда такое неведение основательно нервирует.

На другом конце шкалы располагались волшебники и чародеи, кое-как влачившие существование в хижинах среди болот или обходившиеся пещерами, где непрестанно каплет вода и летучие мыши добавляют кое-что к этой капели. Обращались к ним крестьяне — за лекарством для больной коровы или охромевшей лошади. Коровы… лошади… а ведь мастер магии должен решать судьбу Долин, черпать полной мерой из господской казны, обитать в замке под охраной таких чудовищ, чтобы злосчастные гости не смели и носа высунуть за дверь с заката до рассвета — или наоборот, в зависимости от природы этих гостей. К волшебникам, волей или неволей, захаживают самые разнообразные гости.