Даниил Калинин - Игра не для всех. 1941 [litres]

А ведь их всех просто нет! Это ведь все порождения игры, плод моего воображения… Да, осталось продержаться еще секунду, и после залпа фашистов уже не будет никаких моральных терзаний. Просто не из-за кого будет терзаться.

Ведь это всего лишь боты…

Да, именно боты. И плевать, что я вряд ли поступил бы иначе, будь все взаправду. Мне ведь никогда не хватало мужества перебороть свою слабость и испуг ради того, чтобы заступиться за слабого и беззащитного… В своих глазах я сам всю жизнь был слабым и беззащитным.

…Еще секунда – и я навсегда останусь сломленным трусом, который даже в игре не сумел поступить правильно. Трусом, всегда помнящим за собой, что ему просто не дано пойти против течения – и даже первые дни, когда я еще ломал свой страх, уже ничего не изменят…

Нет!!!

Рука вырывает пистолет из кобуры, а большой палец тут же поднимает флажок предохранителя – еще до того, как целик и мушка скрестились на животе отдающего команды унтера. Одновременно с этим я встаю на колено, приподнимаясь для более точной стрельбы. А вожак немчуры улыбается – наслаждается моментом своей власти над людской жизнью прежде, чем отнимет ее своей волей. Отморозок, который подарил мне одну-единственную секунду, потерянную на принятие решения…

Выстрел!

Мой выстрел звучит оглушительно громко, а пуля бьет в живот фрица в тот самый миг, когда он уже открыл рот для подачи команды. И прежде, чем оставшиеся зольдаты доблестного вермахта, как-то позабывшие о понятии «военное преступление», опомнились, я успеваю нажать на спуск еще раз, целя в одного из автоматчиков.

Он приседает, схватившись за плечо, скривив лицо в гримасе боли. Однако, судя по всему, я его лишь ранил – возможно даже, только зацепил вскользь. Но именно вторым выстрелом я раскрыл свою позицию – и изготовившиеся к стрельбе немцы открывают практически ураганный огонь в мою сторону.

Я едва успеваю прыгнуть на землю, как автоматные очереди буквально срезают ветки над головой; последние падают на спину, заставляя вздрогнуть всем телом. Между тем сельчане подняли испуганный вой, а на околице зашумел мотор «Ганомага», и к голосу винтовок и пистолетов-пулеметов добавляется рокот МГ.

Не вставая с земли, двумя перекатами ухожу в сторону, не забывая посмотреть вперед. Большая часть немцев уже приближается к опушке, следуя в мою сторону. Но раненый автоматчик, яростно посмотрев в спину деревенских, дружно ломанувшихся в лес при первых выстрелах, вскинул свой МП-40, намереваясь догнать беглецов очередями скорострельного оружия. На линии прицеливания оказывается прямо стоящая Мещерякова с раненым, которого девушка так и не бросила…

– Нет!!!

Мои выстрелы и очередь фрица ударили одновременно – но в этот же миг раненый сумел выпрямиться и оттолкнуть медсестру, от неожиданности полетевшую вниз. Тут же погранца простегнула вражеская очередь, отбросив на спину – а секунду спустя упал немец: вторая выпущенная мной пуля ударила ему в голову, и я четко увидел, как она дернулась, словно от сильного удара.

Только вот два моих выстрела послужили отличным целеуказателем для врага – очереди МГ «Ганомага» буквально срезают небольшой холмик, так удачно прикрывший меня от бронетранспортера, а мотопехотинцы открывают настолько плотный огонь, что приподняться уже просто невозможно.

Вновь дважды перекатываюсь вправо – и тут же в землю, где я был всего секунду назад, врезается одинокая (видимо, винтовочная) пуля. Они что, заметили движение?

То есть все, это конец?!

А стоило ли оно того…

Сцепив зубы и едва не взвыв от отчаяния, ловлю в прицел ближнего ко мне фрица, показавшегося между деревьев – но, перенеся вес тела на правую сторону, невольно отвлекаюсь: что-то мешает мне полностью распластаться на земле. И только сейчас до меня доходит, что в правом кармане по-прежнему лежит трофейная граната.

Это же шанс!

Выпустив из пальцев пистолет, нашариваю в кармане гладкий стальной корпус круглого, как яйцо, трофея. В голове тут же щелкает послезнание:

Ручная осколочно-фугасная граната М-39, применяемая при наступлении. Радиус сплошного поражения осколками составляет 3 метра, время горения запала – от 4,5 до 7,5 секунд. Его можно определить по цвету колпачка – в первом случае он голубой, во втором желтый.

Насколько возможно быстро раскручиваю голубой – 4,5 секунды! – колпачок, после чего рву шнурок и тихо шепчу про себя: «двадцать два».

Граната летит в воздух, по направлению пары вошедших в лес фрицев; один уже вскидывает винтовку, разглядев меня – но в этот самый миг в воздухе взрывается «яйцо», накрыв осколками обоих. Кажется, в момент взрыва пригнулись и остальные – и тут же вскочив, я начинаю бежать. Со спины вновь раздаются выстрелы – жму на спуск и я, четыре раза подряд. Нажав пятый, слышу сухой щелчок бойка; я даже не надеялся попасть, уповая лишь на то, что мои пули заставят хоть кого-то из гансов пригнуться и выстрелить не прицельно уже по мне… А еще я осознаю, что эта отчаянная попытка привлечь к себе внимание, возможно, подарит лишние мгновения жизни Мещеряковой.

То, что медсестра – всего лишь образ из моей головы, сейчас стараюсь не думать. Как-то это будет слишком глупо и страшно умереть из-за эфемерного человека, никогда не существовавшего на самом деле…

Или существовавшего, но расстрелянного на околице белорусской деревни Огородники жарким утром 24 июня 1941 года…

25 июня 1941 года. Декретное время: 5 часов 33 минуты. Лесной массив западнее деревни Огородники

…Пуля бьет в спину и опрокидывает меня на живот. Взвизгнув от страха, ползу вперед, пытаясь понять, куда попали. Не понимаю – вроде бы никакой острой боли, жжения, как при предыдущих ранениях, нет. Болевой шок? Однако же ведь чувствуется, что чем-то тяжелым по спине приложили!

Когда до меня, наконец, доходит, на глаза наворачиваются слезы радости и облегчения – точный выстрел встретила одна из консервных банок, хотя какой он точный? Я отчетливо слышал автоматную очередь перед ударом – вот и ответ: достала меня на излете более легкая и слабая пистолетная пуля, застряв в тушенке или горохе. Очереди МП-40 сильно рассеиваются при стрельбе без надежного упора на дистанции в более чем сто метров, а между мной и догоняющими фрицами уже свыше двухсот.

Ну же, еще один рывок – и я оторвусь! Ох, не зря гимнастерки у красноармейцев зеленые, не так-то просто заметить меня в лесу да на приличной дистанции…

Впереди показываются плотные, высокие кусты – может, орешник, может, еще что. Ужом доползаю до них, и тут же вскакиваю и даю такого стрекача – только пятки сверкают! Наверняка ведь рекорд поставил – по крайней мере, свой личный!