Андрей Шопперт - Колхозное строительство 8 [СИ]

Вячеслав Михайлович отложил письмо и промокнул платком набежавшую слезинку. Дождался! Всё-таки дождался! Чуть не десять лет. В середине ноября 1961 года Молотов был отозван из Вены, снят с занимаемой должности руководителя советским представительством при штаб-квартире агентства ООН по атомной энергии (МАГАТЭ) и исключён из партии. 12 сентября 1963 года его отправили на пенсию. Почти десять лет он всё писал письма — сначала Хрущёву, а потом Брежневу — с просьбой восстановить его в партии. Работу не просил — смирился, да и почти восемьдесят лет всё же. А тут вспомнили! И партбилет вернули, и работу предлагают. Конечно, Алма-Ата — это не Москва. Не тот ЦК. Но даже и раздумывать не надо! Надо ехать. Вот только Полина чуть хворает последнее время — и с дочкой что? Нет. Надо ехать обязательно.

— К…как вас зовут?

— Ох, извините, Вячеслав Михайлович. Я — Пётр Оберин. Шофёр Петра Мироновича, — мужчина, стоящий у стола, опять поймал себя за руку, которая потянулась к виску.

— Ты, П…петя, п…передай товарищу Тишкову, что я с…соглас…сен. Что н…нужно д…делать? — Молотов вновь нацепил на переносицу небольшие старенькие очки.

— Да ничего не нужно, — пожал Оборин плечами.

— Ну, б…билет…ты на сам…молёт?

— Не нужны билеты никакие, у Петра Мироновича свой самолёт. Вы скажите, когда будете готовы, и он пришлёт его за вами.

— Н…неожиданн…нно, — сильнее стал заикаться Молотов. — Св…ой сам…м…молёт?

— А вы не знаете, кто такой Тишков? — сочувственно улыбнулся бывший военный.

— Министр к…культуры…

— Ну, да. Отстали вы от жизни, Вячеслав Михайлович.

— П…потом м…министр сельск…кого хоз…зяйства.

— И это тоже.

— А с…сам…молёт?

— Есть у Петра Мироновича деньги — вот и купил. «Боинг-747» сначала, но потом подарил его КБ Ильюшина, а сейчас купил «Боинг-727».

— Странн…ные вещи ты, П…петя, рас…сказываешь.

— Ну, у вас ещё всё впереди! Свяжетесь с товарищем Тишковым — ещё и не такого насмотритесь.

Старушка, одетая в строгое чёрное платье, в это время принесла стакан чая в мельхиоровом подстаканнике. Бедно живёт бывший всесильный министр. Да вся Сталинская гвардия такая — всё для страны, ничего для себя. А страна вон как с ними.

— П…полина, мы едем в Алм…ма-Ату. И м…м…меня восстан…новил…ли в п…партии…

Миша утопал, солдатики ещё пару минут попереговаривались ни о чём и смолкли. Птички распуганные вернулись и чирикали чего-то чуть выше по склону. Не верилось ни в какую бомбу. Не было в той реальности — и в этой не должно быть. Лежал Тишков на боку и пытался вспомнить, что знает об атомных бомбах в КНР. Получалось, что ничего. Там, в будущем, были какие-то потуги со стороны Путина договориться с США, те согласны были только при учёте китайских бомб — а их крохи, с сотню. Это по сравнению с тысячами у СССР и США. А сейчас? Десяток? Если самолётов было семнадцать, то семнадцать бомб? Ерунда какая. И почему Алма-Ата? У них есть ближе Владивосток и Хабаровск. Примерно на таком же расстоянии — Иркутск. А Новосибирск с Красноярском? Стоп. Вона чё! Там, между нами, Монголия! Там ракет понапихано. То есть, на самом деле, в пределах досягаемости их самолётов три больших города. Владивосток, Хабаровск и Алма-Ата. Ну, Пётр бы выбрал Алма-Ату — те два города явно лучше охраняются. Там войска стоят, там аэродромы с самолётами, а тут — мягкое подбрюшье, атаки на которое никто не ждёт.

Ну, допустим. Но семнадцать самолётов? Часть, скорее всего, с обычными бомбами. Тоже ничего хорошего, если пару тонн бомб сбросить на довольно деревянный город среди летнего зноя. Долго полыхать будет. Тьфу, тьфу!

Прервал поток плохих предчувствий майор.

— Пётр Миронович, отбой! Самолёт в Большое Алма-атинское озеро упал. Туда сейчас военные выдвигаются. Людей из убежищ не выводят пока, страхуются — вдруг ещё взорвётся. Вы что делать будете? — Миша спрыгнул вниз.

Как там его фамилия? Называл же, а то всё Миша, да майор. Ага! Лебедев. Как будет? Товарищ Лебедев, майор Лебедев. Хрень будет.

— Миша, давай всех домой. И мне машину — поеду в ЦК. Нужно разобраться, что происходит. Ты с кем разговаривал?

— С Титовым, вторым секретарём, он на Комсомольской, — КГБшники сбросили листы и стали поднимать девочек из оврага. Потом аккуратно подняли не проснувшегося Юру и уставились на Петра.

Нда. Проблема! Это сюда его передали, хоть чуть и не уронили. А вот вверх? Овраг в этом, специально выбранном, самом глубоком месте, метра два. Поднять-то его поднимут, а вот принять? Обрушится навес, и кирдык ноге.

— Майор, стоп! Ага, а ты как выбрался? — но, уже взглянув, понял, что не лучший выход: весь коричневый от свежей сырой глины.

— Там метрах в трёхстах есть чуть боле пологий склон, извозимся все.

Пётр заржал — накатило. Только что с жизнью прощались, атомную бомбу на голову ждали — а теперь за грязные джинсы с одной штаниной переживают. «Девяточники» ошарашенно на него посмотрели и вежливо улыбнулись — не поняли. Первым дошло до Хакназара.

— Извозимся! А глина-то не радиоактивная? Рассказать вам случай, что со мной произошёл, когда я в армии служил? Пока дойдём до спуска с радиоактивной глиной, как раз расскажу.

— Давай, мели, балагур.

— Чего «мели»! Правда всё. Мамой клянусь. Я ведь на точке служил. Не будем уточнять, где. Хотя это было… — Хака взглянул на сдвинувшего брови Лебедева. — Всё, всё. Замнём для ясности. Там у нас в ша… В общем, ракеты стояли. Где-то году на третьем нас уже допускали к пультам, дежурить, пока офицеры чаёк из рюмок попивали. И был в моём отделении старший сержант Заруба, хохол. Всё свободное и несвободное время спал. Вот заснул он как-то раз за пультом, а тут весёленький капитан заходит, под приличной такой мухой. Увидел спящего хохла, и мне кулак показывает — типа, нишкни. Хлопает по плечу Зарубу этого. Тот вскакивает и начинает доклад:

— Товарышу капитан, за время моего дежурства никаких происшествий…

— Как это никаких? А кто, мать твою, ракету запустил? Ты на пульт облокотился? Где Бельгия, мать твою? Нет теперь Бельгии. Два наряда вне очереди.

Заруба глазами моргает.

— Не слышу ответ! — капитан орёт.

— Есть два наряда. Товарышу капитан, а не дюже много за Бельгию? Вона ж малесенька…

Долго смеялись, всех отпустило после ожидания смерти.

Вытаскивали волоком, придерживая на весу ногу. Все принимавшие участие в этом аттракционе под названием «большое ползанье в грязи» извозились как черти. Китайцы проклятые, ничего путём сделать не могут! Даже самолёт с бомбой и то бракованный послали.