Александр Михайловский - Аллегро на Балканах [СИ litres]

– Насколько я помню, этим мудреным словом вы называете количество подданных, желающих свергнуть своего монарха и отрубить ему голову? – сказала императрица.

– Необязательно свергнуть и отрубить, – ответил канцлер. – Такие эксцессы бывают раз в сто лет в особо избранных странах. Скорее, это пожелание подданных своему правителю: «да чтоб ты провалился». Большинство из этих людей будут вполне удовлетворены, если с его султанским величеством разделается гражданин Кондрат. Но хоть активных революционеров в общей массе недоброжелателей немного, риск переворота при высоком антирейтинге существенно увеличивается, потому что количество желающих вступиться за свергаемого монарха в таком случае становится минимальным.

– Я думаю, в конечном итоге это неважно, – небрежно отмахнувшись, сказала императрица. – Не вижу, чем смена одного султана на другого способна изменить наше отношение к турецкому государству.

– Замена Абдул-Гамида Второго на Мехмеда Пятого отношения к Османской империи изменить не может, – согласился канцлер, – однако этот переворот способен повлиять на нашу тактику. Вот смотрите. Абдул-Гамид при всех его отрицательных чертах и неумении править государством был фигурой доминантной, стягивающей на себя все нити власти, и великие визири при нем были техническими фигурами. А вот его преемник не таков. Править при нем будет великий визирь, а Мехмед Пятый будет только сидеть на троне. И первое, что попытается сделать Мехмед Камиль-паша – это заключить соглашение хотя бы о временном перемирии, в котором новое турецкое правительство нуждается, чтобы привести дела в порядок, а от прежнего султана дождаться такого было бы нереально.

– И это вся разница? – удивилась императрица. – Насколько я помню, мы с самого начала не собирались вести с турками никаких переговоров по этому поводу, ибо от нашей твердости в отношении вопроса Черноморских Проливов зависят все прочие европейские дела. Вы же сами учили меня этому.

– Тут дело вот еще в чем, – ответил канцлер, – либералы, даже назначив себе нового султана, тоже оказались не застрахованы от подобных политических выкрутасов, да только переворот, который их свергнет, произойдет, как и все последующие, образно говоря, этажом ниже. Свергать султана новым заговорщикам будет уже без надобности, при дальнейших неустройствах полетят головы визирей и военных министров.

– Так вы, Павел Павлович, считаете, что нынешняя власть – это ненадолго? – сказала императрица.

– Именно так, – согласился канцлер Одинцов, – люди, которые сейчас пришли к власти, исповедуют либеральные ценности, в лучшем смысле этого слова, а кроме того, они весьма осторожны и прекрасно знают, что плетью обуха не перешибешь. И к тому же часть из них ориентируется на Британию, часть – на Францию и никто – на Германию. Вообще-то я предполагал, что переворот совершат их конкуренты из числа сторонников еще не оформившейся младотурецкой партии «Единение и прогресс». Но, видимо, их лидеры оказались втянуты в сражения Балканской войны, а на некоторых известных нам младотурецких «вождей», действовавших во Фракии и Македонии, товарищ Баев еще до начала боевых действий навел армянских и болгарских ликвидаторов. Преступники, в нашей истории пролившие реки христианской крови, не должны получить возможность повторить свои злодеяния. Как говорится, нет человека – нет проблемы. Но это не отменяет того факта, что рядом с известными преступниками, попавшими во все справочники и энциклопедии, тихо существуют не столь заметные фигуры второго плана, исповедующие те же ценности, что и Энвер-паша, Талаат-паша и Джемаль-паша. Вряд ли этим людям, значительная часть которых выжила в ходе боевых действий, понравится либерально-капитулянтский курс новых властей, рассчитывающих откупиться от нас территориями и правом свободного и беспошлинного прохода наших военных кораблей и торговых судов через Босфор и Дарданеллы. Едва пройдет первый страх и демобилизованные после окончания войны резервисты разойдутся по домам, как станет неизбежен контрпереворот, который сменит правительство, оставляя в неприкосновенности султана. А потом еще более новое правительство начнет строить планы мести проклятым гяурам и углублять союз с Германией, что неизбежно приведет к тому, что мы упустим возможность разрешить европейские противоречия без большой войны.

– Так, значит, для нас нет никакого смысла вести переговоры с этими людьми? – прикусив губу, спросила императрица.

– Абсолютно, – подтвердил канцлер, – турки вообще любые соглашения соблюдают только из-под палки, а эти власти еще к тому же и временные, ибо Османская империя – это не Англия, и либералы в дикой природе там не выживают. Националисты в этом смысле – куда более приспособленные, и именно они появятся на сцене в следующем акте.

– В Сибири они у нас появятся, на каторжных работах, – отрезала императрица, – или на виселице с мешком на голове, ибо не может быть такого, чтобы турки с националистическими убеждениями не поучаствовали в резне инородцев и иноверцев. Мой брат приказывает вешать участников погромов в христианских селениях на древе после самого короткого разбирательства, и мы будем поступать так же на землях, которые отойдут под нашу руку.

– А с либералами что делать? – спросил канцлер. – Ваш брат ждет ответа – вести ему с ними переговоры о перемирии или выполнять наш первоначальный план?

– Никаких переговоров, Павел Павлович, – ответила императрица, – или ты у меня совсем состарился и размяк?! Пусть Мишель передаст этим, гм, деятелям, что мы примем у них только безоговорочную капитуляцию, и если они не захотят сдаться моему брату, пусть пеняют на себя, ибо в таком случае вести с ними «переговоры» прямо на стамбульских улицах будет уже мой Сашка. А вот если сдадутся, то возможны самые благоприятные для них варианты – например, вассальный нашему Величеству Ангорский эмират с высокой степенью самоуправления, в котором нынешние правители сохранят свои посты, ибо они нас более чем устраивают… Но земли, населенные христианами, я у них в любом случае отрежу, пусть и не надеются на иное. А если они не согласны, то мой супруг устроит им аудиенцию у Создателя Всего Сущего, ибо нет у нас времени возиться со всякими недоумками. В общем, ответ наш следует составить в стиле фельдмаршала Суворова. Капитуляция прямо сейчас – воля и наша милость, начало Константинопольской операции – неволя, штурм столицы – смерть всем, кого застанут с оружием в руках, и тем, кто будет руководить османской бандой. На размышление – двадцать четыре часа. И передайте от моего имени сигнал в Севастополь – готовность номер один. Начало операции – на рассвете восемнадцатого числа. Если турецкое правительство к тому времени капитулирует, то десантный корпус должен без боя занять вражескую столицу, не допуская насилия по отношению к мирному населению, а если не сдадутся, то все должно идти по плану. Ну как, Павел Павлович, устраивает вас такой ответ вашей ученицы?