Сергей Чернов - Лицей. Венценосный дуэт

– Молчанова, они утверждают, что всё происходящее – ваша инициатива, – англичанка цепляется за меня, как за спасательный круг.

– Моя. Но я всего лишь выражаю мнение всего класса. Пусть они и объясняют…

– Людмила Петровна! Ну, как это так? – вступает Миша, – жюри признаёт нас лучшими и на этом основании выбрасывает нас из числа претендентов за первое место!

– Скажите прямо и честно, глядя в наши юные, чистые лица, – это Паша начинает отжигать, – вы согласны с этим возмутительным произволом?

Очередная волна претензий захлёстывает англичанку. Мы с Ледяной обмениваемся улыбками. Какое-то время. И вдруг наши мальчики примолкают озадаченно. Навостряю ушки.

– Молчанова, вот как ты думаешь? – обращается англичанка уже ко мне, – если кто-то ворует или обманывает, даёт это право вам поступать так же?

– То есть, вы тоже считаете, что директор обманывает и ворует? – мгновенно её срезаю. Парни тут же оживляются. Англичанка краснеет. Этот вопрос приковывает её к расстрельной стене, ответить она не может. Да, она просто обсуждать с нами директора права не имеет. Профессиональная этика… о, а это мысль!

– Молчанова, – пытается всё-таки держать удар, – не важно. Допустим, кто-то сделал что-то неправильное. Даёт ли это право вам поступать не достойно?

– Людмила Петровна, – улыбаюсь, но нервно. Без меня мой класс заболтали бы, точно! Детям трудно противостоять взрослым в искусстве демагогии.

– Мы ведь правоведение тоже изучаем. И что мы ещё в начале года узнали? – я по памяти начинаю цитировать одну интересную норму, – Человек не несёт ответственности за действия, формально имеющие признаки правонарушения, если они направлены на предотвращение очевидно большего ущерба, чем нанёс он, либо направленные на предотвращение преступления, которое потенциально способно нанести больший ущерб.

– Хрестоматийный пример, Людмила Петровна, – продолжаю я, – к примеру, застревает автобус с людьми на железнодорожном переезде. Поезд затормозить не успевает, пассажиры выскочить тоже, и какой-нибудь гражданин выбрасывает из кабины стоящего рядом грузовика водителя и сталкивает грузовиком автобус с путей. Итог: автобус повреждён, грузовик тоже, его водитель получает какие-то травмы. Но тот, кто это сделал, неподсуден. Он человеческие жизни спас. Мы в нашем случае тоже неподсудны.

– И кого вы спасли? – хмуро спрашивает англичанка. Она уже понимает, что проиграла, действует по инерции. Придётся притормаживать её. Охо-хо, ну всё приходится делать самой!

– Людмила Петровна, мы подошли к черте, которую вам, именно вам, пересекать нельзя.

– Это почему?

– Вы задали вопрос, который требует обсуждения действий директора. Вы не можете этого делать. Вам профессиональная этика не позволяет обсуждать своих коллег с учениками, – и после паузы добавляю. – Не должна позволять.

Это последний удар. Отразить его невозможно. Поэтому содержательный разговор на этом заканчивается. И я сумела придержать главный козырь, он мне ещё пригодится. И кто тут герой? Я – герой, вся в белом и пушистая!

Действия директора, которые мы осторожно обошли в споре, вот мой главный козырь! И пусть пока полежит в числе спецсредств воздействия.

30 октября, вторник, время 21:10

Квартира Молчановых.

– Наконец-то у тебя каникулы, – Эльвира этим фактом весьма довольна. Она вся будто светится, и не только от того, что я намываю посуду, скопившуюся с обеда и ужина. Беременность на неё так действует.

– Хоть дома тебя видеть буду. Всё бегаешь где-то…

– Ничего, – утешаю я, – через три дня взвоешь. Это я тебе торжественно обещаю…

Мы немного бодаемся, хихикаем, напоследок она заставляет меня обработать руки кремом, а то я иногда забываю.

– Пап, можно к тебе? – сую мордочку в его кабинет. В последнее время часто там просиживает. Аврал у него какой-то. Но на меня время находится.

– Па, а ты сейчас сам в режим перегрева не входишь? – сколько минут мне уделит, неизвестно. Так что зарезервирую себе побольше.

– Мне не позволяешь без отдыха работать, а сам? – смотрю, по прокурорски сузив глаза. Папахен со смехом трепет мне волосы и выходит из-за стола. Располагаемся в креслах.

Рассказываю всё по порядку.

– Дочь, это просто удивительно, как быстро и точно ты отреагировала, – поражается папахен, когда повествование доходит до нашего демарша, отказа от приза.

– Так это элементарно, папочка, – а сама думаю, а не слишком ли я умная? – Согласиться мы всегда успеем. Завтра Вика позвонит классной даме и дело в шляпе. Все довольны и счастливы. Или через неделю. А вот возьми мы приз, всё! Назад не отыграешь.

По-настоящему он напрягается, когда слышит, кому достаётся первое место. Улыбка испаряется с его лица, как мокрый след от пальца на раскалённой солнцем стальной плите.

– Папа? – что-то он надолго примолк. Только пальцами по подлокотнику постукивает. А я ему шило на мыло не поменяла? Напряжённо думал над одним, теперь не менее напряжённо размышляет над другим. Наконец отмирает.

– Вот что дочь… – по мере его речей, то и дело поправляю норовящую отвиснуть челюсть. Вот это да!

– Па, ты во что меня втянуть хочешь? – я восхищена. Это же всего лишь мелкая возня в школе, пусть элитной. Я надеялась только пободаться с директором, сделать ему козью морду, не более. Но папочка мне такие перспективы рисует, что у меня дух захватывает. В четырнадцать лет я влезу в большую свару между орденами? Блеск!

– Бюрократия это не орден, дочь, – поправляет меня папахен, – хоть и обладает некоторыми признаками и самым главным из них – силой. Наше государственное устройство уникально, никто почему-то этого не понимает. Раньше было дворянство, но это сословие как раз и составляло кадровую основу бюрократии. Служилое сословие, оно и несло на себе бюрократические функции. В России, с одной стороны, в форме орденов восстановили дворянство, с другой – отделили его от бюрократии. И как ты думаешь, дочь, что происходит сейчас?

– Грызня! – в моём голосе неуёмный восторг.

– Да, – подтверждает серьёзный папахен, – кланы грызутся между собой, а все вместе с бюрократией. А правительство негласно следит, чтобы окончательной победы ни за кем не было. О социалистах слышала?

Усиленно киваю.

– От власти их отстранили, но кое-какие идеи на вооружение взяли. У них были очень интересные философские находки.

– Какие, пап? – я искренне удивлена.

– Они развили свою философскую школу, которая попыталась охватить все стороны жизни. Вряд ли задача в принципе решаема… извини, отвлёкся. В общем, они утверждают, что для развития любого организма, живого или социального, необходимо наличие внутренних противоречий. Противоречия не должны носить фатальный, как они говорили, антагонистический характер, иначе социум обречён на гибель. Или революцию.