Сергей Чернов - Лицей. Венценосный дуэт

– Противоречия между орденами и бюрократией не носят фатальный характер? – вбираю в себя новые формулировки и понятия.

– Не носят, – кивает отец, – всем нужно государство, это наш общий интерес. Конфликты идут по причине желания каждого отхватить себе в нашем государстве кусок побольше. И самое неуёмное желание у бюрократии. Ордена им сильно мешают, только мы можем оказать им организованное сопротивление. В целом, они сильнее, но у них более размытая и мягкая структура. Между отдельными частями тоже могут быть конфликты. Военные, к тому же, стоят над всеми через орден Георгия.

– Сколько сложностей… – бормочу я.

– Высшие организмы, живые и социальные, не могут быть примитивными. Грубо говоря, чем сложнее структура, тем она сильнее.

– Ты сможешь это сделать, дочь? – отец смотрит внимательно и с ожиданием.

– Я-то смогу, пап, но… – продолжаю после короткой паузы, – я в классе особа влиятельная, только есть королева. Надо с ней говорить. Если Вика даст добро, то мы всё сделаем.

– Ты хочешь врезать по бюрократии? – смотрю на него с огромным любопытством.

– Что? А, да. Они тут недавно нам немного подгадили… надо ответить.

– А как они вам вредят?

– Да по линии госзаказов палки в колёса вставляют. То сроки тянут, то цену норовят сбить ниже себестоимости.

Интересненький разговор с папочкой получился. Его заканчивает Эльвира. Уводит папочку укладывать в постельку. Пойду и я.

30 октября, вторник, время 20:05

Лицей, кабинет директора.

Директор устало трёт пальцами лоб, снимает телефонную трубку. Возмущённо попискивают нажимаемые кнопки.

– Анатоль Степанович, добрый вечер.

– Вечер добрый, Пал Петрович. А он действительно добрый? – голос из трубки слегка ироничный.

– В целом да, – слегка вздыхает директор, – только что конкурс прошёл. Класс 10ЮП-2 первое место взял.

– Конкурс это хорошо. А чего вздыхаешь?

– Первое место одно, а желающих много. Остались обиженные.

– Пообижаются и забудут. Это ж дети…

– Всё правильно вы говорите. Только есть у меня в одном классе одна заноза. Её хлебом не корми, дай поскандалить. И как на грех учится в том классе, что на первое место претендовал.

– Па-а-ал Петрович! – протягивает собеседник, – Ты столько лет работаешь педагогом и стал подростков боятся?

– Она уже сделала один раз по-своему, – неожиданно сам для себя жалуется директор, – я её в один класс определил при поступлении, а она: хочу в другой! И что вы думаете? Учится сейчас в том классе, который выбрала сама. И я ничего не мог сделать.

– Не сделал, значит, не очень-то и хотел, – рассудительно успокаивает мужской голос из трубки, – любит скандалы? Это та самая, которая при поступлении тебе насолила? Ну, подбрось ей пару поводов, пусть пар спустит.

– А ты знаешь, идея хорошая, – слегка светлеет лицом директор, – не знаю как, но подумать можно…

1 ноября, четверг, время 14:30

Усадьба Франзони, ипподром.

– Знаете, ваше высочество, мысль воевать с детьми мне как наждаком по нежному месту, – мелодично и непривычно многословно отвечает Ледяная.

Юлька опять фыркает. Насмешливо кошусь на неё, и не лень ей издавать такой энергичный звук на каждое «ваше высочество» или «ваше величество». Ледяная сегодня великолепна. Мы все трое прекрасны, но Ледяная в невысокой папахе, костюме жокея, укрытая утеплённым плащом, божественно хороша, поэтому Юлька и фыркает.

– Ваше величество, а мы кто? – останавливаю Юльку одним взглядом с выражением «не надоело?». Подружка отводит носик вверх и в сторону, потом пришпоривает свою кобылку. Встречный ветер раздувает её плащ и трепет концы шарфа.

Мы наматывает круги по ипподрому. Ударили первые осторожные морозцы, кое-где трава припорошена снежным слабым десантом. Зима готовит плацдармы для широкого наступления. Пока минус три, под копытами весело хрустит снежок и ледышки. На пару дней мы устроили себе девичник. Ещё приехали Ирочка и Алёнка, но лихачить на конях они не умеют.

– Мы – не дети, – отвечает Ледяная.

– Мы – не дети, – соглашаюсь и продолжаю я, – а наши мальчики? Злой дядя отобрал у наших деток честно заработанную конфетку и отдал её своим чадам. Что будем делать?

Ледяная поджимает губы и уходит в себя. Нет, она не обиделась, она иногда так делает, когда глубоко задумывается. Мы ведём такие разговоры при Юльке, абсолютно не опасаясь за секретность. Не хочешь, чтобы за тобой подглядывали и подслушивали? Веди все тайные разговоры открыто. Мы обсуждаем только всем известное, плюс недомолвки, самое важное понимаем с полуслова и полувзгляда. Я Юльке, кстати, всё рассказала, чего скрывать то, что весь Лицей знает.

– Наш противник – директор и те учителя, что на его стороне, – размыкает уста Ледяная, – с детьми не воюем.

– Не получится, – уверенно заявляю я, – знаешь, как поступает армия, когда враг вдруг начинает закрываться гражданскими, причём своими же?

– (Как?), – в своём непередаваемом стиле, одними глазами Ледяная пасует вопрос обратно.

– Да очень просто. Она силой освобождает себе дорогу, если нет возможности – стреляет. Женщины, старики, дети, всё равно.

– Так нельзя, – размыкает уста Ледяная.

– Ваше величество, это война, у неё свои законы, – пожимаю плечами, – видите ли, это их дети. Это они обязаны защищать их. Они, не мы. Решили вместо защиты поставить их под наши стрелы, копья и пули, под гусеницы наших танков? Их решение – их ответственность. Наша ответственность – наши дети, не чужие.

Пока Ледяная молчит, к нам снова присоединяется Юля.

– Девочки, пробежимся вон по той дорожке? – показывает на знакомую дорогу через негустой лесок.

– Давай, – мы сворачиваем.

– Понимаете, ваше величество? – Ледяная отмалчивается, зато пристаёт Юлька. Приходится объяснять ей про военную коллизию, которую мы обсуждаем.

– И охота вам про такое… – морщится милашка Юля, – я даже думать на эту тему не хочу.

– На самом деле, тема острая, – продолжаю давить, – враг совершает подлость в расчёте на наше благородство. Подлость в квадрате. Если ей поддашься, это станет шаблонным приёмом ведения боевых действий. А если разок пройдёшься по ним конями или танками, враз поумнеют.

– Прекрати, Дана, – опять морщится Юля, и я не выдерживаю.

– Сама прекрати! Зажми нос и слушай! – рявкаю на неё так, что её кобылка отпрыгивает, – ты можешь выйти замуж за военного, который может угодить в это дерьмо. Будешь осуждать?! Жалеть чужих сопливых детишек и проклинать родного мужа? Который, между прочим, будет тебя защищать от бородатых вонючих насильников, которые не постесняются твоих детей за ноги и об стену. А после тебя распнут и устроят оргию страстной любви. Одновременно по несколько человек и разными способами. Потом уложат рядом с твоими убитыми детьми!