Сергей Чернов - Лицей. Венценосный дуэт

– О чём? О том, что они у нас учатся? Так у вас есть список в министерстве. А кто и какой там номер на концерт делает… – директор пожимает плечами, – это мы только на «Осеннем балу» и видели. Когда уже всё решено было.

– Что? – директор прямо смотрит в глаза своему патрону, – вы бы дали задний ход, если бы узнали, что Конти участвует в концерте? Так вы фактически это знали.

– Нет, не дал бы. Наверное… – замминистра тяжело вздыхает.

– И дело вовсе не в Конти, – уточняет директор, – что вы так напряглись на неё? Молчанова, вот кто всю бучу затеяла. И даже не в ней дело, Анатолий Степаныч.

– А в ком? В слабом директоре, который своих учеников не контролирует? – ехидничает замминистра, принимаясь всё-таки за суп.

– Может, я и слабый директор, – Павел Петрович обгоняет патрона, принимаясь за салат, – но и не в директоре дело. Будь я административным гением, лучше не стало бы.

– Думаю, стало бы… – холодно бросает замминистра. «Ах, как удобно всё валить на подчинённых!», – думает директор, – «Сам грешен».

– Вы сами сказали о моём опыте. Так вот весь мой опыт говорит, что Молчанова это не школьница и не подросток. То есть, она и то и другое, но главное – в другом. Молчанова это Петрушка.

– Какая петрушка? – не понимает замминистра.

– Куклы такие есть, – невольно директор думает, насколько символично оказалось название номера математиков, – на руку надеваются, знаете?

Замминистра опять отставляет ложку, сужает глаза.

– Мы не видим настоящего артиста, мы даже голос его настоящий не узнаем, он же его меняет. Нам кажется, что это Молчанова действует, а на самом деле ей управляет кто-то взрослый и опытный. Некоторые вещи обычная школьница просто не может знать.

– Что такого она знает?

– Думаете, она сама придумала жалобу в министерство отправить? С припиской, что в случае непринятия мер, они обратятся в газеты? А как думаете, кто им даст возможность связаться с журналистами?

Директор останавливается и принимается за рагу из лосятины. Прокручивает остальные события.

– Одну неделю меня изводили непрерывными звонками родители математиков. Потом бац! И как обрезало. Прямо чувствуется закулисный режиссёр. И это не Молчанова. Она прима, да, но она не режиссёр.

Замминистра молчит. Ест, молчит, из глаз уходит и насмешка и холодок к собеседнику. Зато директор останавливается и тоже молча смотрит на патрона.

– Что, Пал Петрович?

– Анатоль Степаныч, а это не по вам удар? Конти и Молчанова, они же из клановых, – осеняет директора свежая мысль. Очень выгодная для него, он ведь в таком случае не при делах.

– Из каких?

– Конти – орден святой Ольги, Молчановы – Варвары Илиопольской.

Замминистра замирает, как колом пригвождённый. Директор с чувством лёгкого злорадства понимает, что угадал. Точно, он ни при чём, удар наносят по патрону. Чуб трещит у него, но это как обычно.

– С кланом Илиопольских у меня трения, – и углублять тему замминистра не стал. Камень с души директора всё-таки окончательно снимается. Если удар не по нему, то он работает защитным буфером для своего патрона, и его судьба – его ответственность.

Мужчины переходят к фазе обдумывания полученных сведений. Да и обеду надо внимание уделить. Когда тарелки пустеют, и настаёт очередь кофе, замминистра излагает план.

– Хорошо. Заявление твоё принимаю. Как только рассчитаешься, высылаем в Лицей комиссию по расследованию деятельности тебя, нехорошего человека. Ещё немного потянуть можем, чтобы дать тебе время. Преемник есть?

Директор кивает, и так спокойный, совсем расслабляется. Шеф перешёл на «ты», значит, крайним его делать не хочет и, в принципе, это знак благоволения.

– Куда думаешь идти? – замминистра делает очередной глоток кофе, – Давай я тебя в МИУ устрою?

– Нет-нет, – мотает головой директор, – через полтора года там Молчанова появится…

Замминистра широко усмехается.

– Вот и присмотришь за ней… да шучу я, шучу. Юрфак с мехматом редко пересекаются.

– Если не брать в расчёт конкурсы и соревнования, – бурчит директор.

– Хорошо. В Академию МВД пойдёшь?

На том они и порешили. Опыт работы позволяет директору преподавание в высшем учебном заведении.

17 декабря, понедельник, время 12:50.

Лицей. Перемена после пятого урока.

– Ваше высочество! Колобок приказ вывесил! – заполошно выпаливает Гоша. Субординацию, кстати, нарушает. В присутствии королевы обращаться надо либо к ней, либо ко мне, но с её разрешения. А в кабинете английского ещё и на местном языке. Поэтому по пути на второй этаж, где находится стенд администрации, делаю Гоше выговор. Сопровождая лёгким подзатыльником. Хотя давно замечаю, с каким удовольствием мальчишки подставляют головы под мои лёгкие шлепки. Не делаю ли я из своих одноклассников извращенцев в лёгкой форме?

– О, май принцесс! Плиз, фогив ми! – хнычет Гоша.

Читаю приказ, рядом Ледяная, почти весь класс сгрудился вокруг. Всех прочих ненавязчиво отодвигают. Да все уже привыкли, даже десятиклассники, даже с нашего факультета нам всегда дорогу уступают.

Бюрократический язык это нечто, к нему привыкать надо, или даже изучать, чтобы понимать без переводчика. Все эти «во исполнение» и «с целью обеспечения», а ещё есть аналог архитектурных никому не нужных завитушек вроде «популяризации физической культуры среди обучающихся», тьфу на вас!

Самая суть в расписании внеклассных спортивных занятий. В длинных списках по дням недели мы в самом конце. Да ещё и сдвинули на один день, теперь не в понедельник и четверг, когда у нас физкультура, а во вторник и пятницу. Плохо старались, господин Колобок! Надо было во вторник и среду, чтобы два дня подряд. Хотя, возможно, тут учителя физкультуры на дыбы встали. И санэпидстанция могла фитиль вставить в чувствительное место. Почему-то они за равномерностью учебной нагрузки следят.

Неудобство в том, что нам теперь надо не два дня в неделю спортивную форму приносить, а четыре. Хотя не будем мы её четыре раза приносить…

– Ни ты, ни я не угадали, – замечает Ледяная.

Не угадали, но взяли в вилочку. Да, нам поставили время занятий в 17:30. Долбаный Колобок! – с таким напряжением пытаюсь подавить нарастающий изнутри смерч, что руки слегка потряхивает. Он, что, совсем с катушек съехал, сволочь! В голове вдруг всплывает обрывком где-то услышанное сочное ругательство. Быстро реконструирую его, пользуясь новой лексикой из учебника математики.

– Он что, решил покуролесить перед карьерной смертью? – когда начинаю говорить, рот невольно растягивается в жуткий оскал, а слова вырываются с хрипом. – Бесконечно острый дифференциал тебе в жопу, жирный, вонючий Колобок!

– Оп-па! – раздаётся сзади чей-то глумливый и пакостный голосок, – что я слышу в адрес нашей уважаемой дирекции? Или мне показалось что-то нецензурное?