Ольга Елисеева - Огненный рубеж [сборник litres]

Но отряд уже, почитай, целый месяц в походе. Пройдено много верст вдоль Оки и ее притоков, нарисовано несколько подробных чертежей – броды, затоны, стрежни, где лошадей в поводу проводить, а где и верхами проскочить. И таких отрядов, Димитрий точно знал, шныряло более десятка!.. Хан Ахмат всерьез готовился отомстить коварному и непокорному московскому князю за нанесенное оскорбление и взять наконец большой выход аж за девять лет! А не сможет князь заплатить – гореть его градам и весям!..

Целый месяц Димитрий всё думал, как найти способ передать в Москву весть о том, что орда уже близко, что хан Ахмат уже кинул клич в Великую степь, что уже стекаются к Сараю отряды всех подвластных и покорных великому хану, и войско это – огромно!..

Когда зимой Димитрий привёз раненого беклербека и страшный груз в мешках в Сарай, думал, что Ахмат в гневе казнит его, как инородца. Однако этого не случилось. То ли Тимур Многомудрый в очередной раз сумел убедить хана не пороть горячку, то ли сам Ахмат передумал, всё взвесил и решил, что молодой нукер ни причем. Обошлось лишь тем, что Димитрию приказали всё время находиться при ханской ставке, никуда не отлучаться и заботиться о раненом учителе. Такое положение устраивало Димитрия, даже давало возможность иногда присутствовать на совещаниях в ханском шатре в качестве помощника беклербека, который всё ещё не до конца оправился после ранения.

Постепенно хан успокоился и перестал шпынять беклербека и его нукера по каждому поводу, а к весне и вовсе приказал Димитрию готовиться идти в дальнюю разведку. Даже назначил унлыком [10] Десятник (татар.). в один из отрядов, отправлявшихся к берегам Оки…

Отряд Димитрия теперь находился неподалеку от его родного Олексина. Димитрий мог бы с закрытыми глазами, не сходя с места нарисовать все броды, овраги и распадки вокруг, но старательно изображал молодого лазутчика, изучающего незнакомую местность. Сегодня днём он велел сопровождавшим его нукерам перейти Оку и проверить левый берег на предмет укромных мест, где могла бы спрятаться засада русских порубежников. Приказал им пойти в разведку на рассвете, по предутреннему туману.

Едва солнце вызолотило край окоёма, лазутчики уже были на берегу. Собственно, берега видно не было, всё укрывало плотное белое одеяло, в котором тонули и река, и берега, и краски, и звуки. Даже привычного журчания прибрежной воды не слышно.

Коней оставили в зарослях ивняка под надзором двух воинов, остальные, по двое, тихо вошли в воду и поплыли по-собачьи, почти беззвучно, держа над головами узлы с одеждой. Из оружия взяли только ножи и луки – охотники как-никак. Так, двойками, выбрались на левый берег и разбрелись в разные стороны, оставив примету – надсеченную наискось молодую иву.

Димитрий, готовясь к походу, специально выбрал для себя обычную одежду холопа – не новую, но и не сильно рваную. На ногах у него были привычные лапти, а в дорожной суме – тыковка с водой, нож, кресало, трут да горбушка чёрного хлеба. Ну, идёт себе молодой парень в ближайший город счастья искать – в подмастерья к кузнецу или кожемяке.

Напарником Димитрий на сей раз выбрал себе настоящего кыпчака, молодого, почти мальчишку. Но это и хорошо. Такой не станет спорить – будет делать всё, что скажут. И старательно. Ему главное отличиться, тогда появится возможность попасть в оруженосцы к какому-нибудь мурзе или хотя бы сотнику… Звали мальчишку Куян. Был он сирота и настоящего имени своего не помнил, только прозвище. Был он быстр, шустёр и смекалист, как его названный собрат из четвероногих. [11] Куян – заяц (татар.).

Вдвоем они продрались сквозь прибрежные заросли и выбрались на торную дорогу, что шла от Олексина до Калуги. В столь ранний час дорога была пустынна и тоже почти полностью залита утренним молоком.

Поеживаясь от пробиравшейся под рубаху сырости, Куян спросил:

– И куда мы теперь пойдем? Направо или налево?

– Один туда, другой сюда, – строго ответил Димитрий. – Я выбираю – направо. Смотреть в оба, со встречными путниками по возможности в разговоры не вступать, а с попутчиками наоборот. Запоминать всё, что увидишь и услышишь. На закате встречаемся здесь же и уходим назад, за реку.

Куян согласно покивал, поддернул штаны и вразвалочку пошлепал по мягкой пыли дороги в сторону Калуги. Димитрий проводил его взглядом, пока Куян не исчез в тумане, и направился к родному Олексину.

Он шёл по обочине, по щиколотку погружаясь в прохладную с ночи пыль, всей грудью вдыхая прозрачный предутренний воздух, казавшийся сладким, как первый мёд. Вдоль дороги по левой стороне плотно стояли березы вперемешку с ясенями, ильмами и орешником. Справа, ближе к реке, царствовали ивы и талины с густым подлеском из осокоря, бодяга и белоголовника. Жидкое молоко, залившее дорогу, начало понемногу волноваться и стекать в лес – это со стороны невидимой реки потянул лёгкий ветерок, предвестник просыпающегося солнца.

До Олексина было не менее двух десятков верст, и при желании Димитрий мог бы пройти это расстояние до полудня – очень хотелось побывать в крепости! – но он знал, что нельзя туда соваться. Пока нельзя. Сейчас он – лазутчик!.. Но как же быть с важной вестью?.. Как и кому ее передать?.. Воевода Холмский говорил, что с Димитрием непременно свяжутся, дескать, придёт человек и покажет заветный лоскут с княжьей печатью… Но никто так и не пришёл. А ведь, судя по всему, не ждут здесь орду!

Месяц целый Димитрий со своей десяткой лазает вдоль Оки по обе стороны, а никаких признаков подготовки к встрече неприятеля не заметил. Редкие конные разъезды у бродов и засек, и – всё!.. На дорогах тоже никакого догляда за проезжающими. Можно хоть сотнями просачиваться на левый берег, переодевшись в мирское да холопье…

А между тем Степь уже гудит от края до края, отзываясь на клич великого хана. Уже стекаются к его девятихвостому бунчуку сотни и тысячи бывалых и молодых, смелых и ловких воинов – татар, кыпчаков, башкир, булгар. Силища растет несметная – как с ней совладать, если не готовиться загодя?..

Солнце успело подняться над Окой и прогнать последние языки тумана вглубь березняка, когда Димитрий услышал впереди глухой перестук копыт и голоса. Он счел за благо не светиться и нырнул в высокий кипрей, быстро подтянулся и удобно расположился в развилке старой ивы, невидимый с дороги.

Скоро из-за поворота в полусотне саженей показались несколько всадников. Первые двое, ехавшие впереди, были дозорными – ратники в лёгкой чешуйчатой броне с луками и сулицами. За ними в десятке саженей неторопливой иноходью следовали ещё четверо. И первым – крупный человек в боярском охабне поверх брони, показавшийся Димитрию смутно знакомым!