Ольга Елисеева - Огненный рубеж [сборник litres]

– Движется к Кременцу.

Видел князь московский, что весел молодой гонец, глаза карие, волосы темные, – а все же страшился задать свой главный вопрос.

– А что же, много людей погибло? – начал он издалека.

– Есть такое, великий государь, – без особой печали сказал гонец, – ну, так оно ж дело наше ратное.

– А до тебя другой гонец до ставки ездил, белобрысый такой, Анисимом кличут, где он?

– Погиб Анисим. Как приехал к воеводе нашему, вышел от него, – с лица изменился, не узнать. Говорит мне – давай меняться, я на твое место, а ты князю весть передашь. Встал он тогда рядом с Иваном Молодым.

– Поблизости, значит, – встрепенулся Иван Васильевич.

– Совсем рядом. Стрела каленая, с воды угорской, прямо в князя летела, да только закрыл его собой Анисим, и… – тут гонец запнулся.

– И что?

– Я к нему подбежал и слова его услышал.

– Какие же слова?

– Не понял я, – ответил гонец, – странные.

– Говори! – приказал правитель Москвы.

– А такие: «Передай великому князю, пусть за сына своего не боится, пока есть у него слуги верные!»

– Что еще велел передать? – с необъяснимым страхом спросил Иван Васильевич.

– А еще велел передать… прости, великий государь… велел он передать, что бес тебе врет.

Когда увидел великий князь полки русские, не стал дожидаться, выскочил, побежал им навстречу задыхаясь, ртом хватая ледяной воздух… Спросил Холмского:

– Орда… где?

И только получив ответ: «За нами никого нет», – обнял сына.

– Иван, Данила, всем велите бить в колокола! По всей Русской земле молебны творить. Спасла нас с братом, нашу землю, удел наш, Владычица Небесная! Она и святое воинство Ее обратили вспять войско татарское. Отныне мы свободный народ!

– Надолго ли, государь? – спросил Данила Дмитриевич.

– Навсегда, Данила! Покров Ее над нами – навсегда.

– Государь, бояре собрались!

Иван Васильевич оторвал взгляд от раскрытой книги. Беззвучно шевеля губами, он повторил про себя слова псалма: «И буду преследовать врагов моих, и настигну их, и не возвращусь, пока не сгинут они. Стесню их, и не смогут встать, падут под ноги мои. И измельчу их, как прах пред лицом ветра, как уличную грязь разровняю их. Ты избавишь меня от распри народа, поставишь меня во главе племён; народ, которого я не знал, стал рабом моим…».

Правитель осенил себя крестным знамением. «Воистину так, Господи. И помоги мне, во имя Твое, одолеть врагов окаянных – ливонцев с литвинами, шведами и прочими немцами, татар астраханских да казанских, а с ними ногайцев. А пуще всего помоги, Господи, покончить с окаянным мысленным волком – ужасным ханом Ахматом и его безбожной Ордой агарянской. Извести на корню племя подлое. Чтоб за все лишения мои ответ сполна понесли. Дай мне сил, Господи».

Спальник Акинфий осторожно кашлянул.

Тот продолжал неподвижно сидеть на лавке, держа на коленях тяжелую рукопись. Наконец Иван распрямил плечи и огляделся. Заметив спальника, хмуро бросил:

– Чего тебе?

– Государь, бояре в думе о царстве Ахматовом вершить приговор собрались. Тебя нижайше просят для почину…

Иоанн отложил книгу в сторону и прошелся по горнице. Тени от свечных огоньков восколебались по стенам.

– Кликни дьяку, чтоб послов ордынских привели ко дворцу. Пускай в сенях пождут. Ступай.

Спальник поклонился, вышел вон. Государь подошел к решетчатому окну. Стылый рассвет занимался над Москвой. Сквозь мутноватое слюдяное оконце виднелись отблески факелов у стражи. Иоанн отворил окно и выглянул наружу. Город давно проснулся. В серых сумерках по скрипучим деревянным мостовым к приказным избам уже спешили дети боярские, мелкий служилый люд и торговая братия. Возле государева терема по хрустящему насту сановито похаживали ратники, неся на плечах пищали да бердыши. Морозный воздух охолонил государя, и он зябко поежился.

Сегодня боярская дума собиралась решить, что делать с Большою Ордою и вообще с басурманами на востоке и юге. Испокон веков не было мира меж татарами и Русью. Двести с лишком лет тому назад появились рати Батыевы. С тех пор нет покоя земле русской. Да и татарам покоя тоже нет. То Казань на Москву походом идет, то Москва на Казань. То Большая Орда, то ее окаянные дщери – орды пожиже да позлее – по деревням полон сгоняют. А до преж того с Золотой Ордой сколько войн было! Правда, и князья русские не лыком шиты – едва Орда ослабла, тут же сами наступили сапогом на земли ее. В одном Булгаре сколько тысяч басурман в полон взяли. Но то давно было. Булгар в руинах лежит. Извели его войска Тамерлановы. Слава Тебе, Господи, Иисусе Христе, Сын Божий, внял Ты молитвам православным и стравил нехристей друг с дружкою! Порубили-пожгли тогда под корень татар, все города их. И было то началом конца ига ордынского.

Государь хлопнул в ладоши. В палаты вошли слуги с парадной одеждой. Когда облачили Ивана Васильевича в шитый золотом кафтан, он приказал подать венецианское зерцало. В зерцале отражался уже немолодой человек высокого роста и широкой кости, с темной узкой бородкой. Правитель перекрестился, взял в руку резной посох с набалдашником из кости индрика-зверя и пошел в палату, где заседали бояре.

До палаты его сопровождали четверо рынд в белых одеяниях, расшитых серебром. Топорики в их руках угрожающе посверкивали, отражая пламя факелов. Впереди шел рында с саадаком, держа руку на кривой татарской сабле. Иван Васильевич усмехнулся про себя. Басурмане так и воюют саблями и стрелами, как при Батые. А его полки спешно пищалями-ручницами и пушками немецкими вооружаются. И быть татарам битыми, ежели они не смекнут пороху и пушек поболе купить.

Нет, не будет покоя Москве, покуда есть Орда Ахматова. А то, что послы ордынские божатся, мол, заплати дань за прошлые лета, и царь ордынский простит остальное, – так тому веры нет. На русское серебро Орда одоспешится, изоденется, оружьем обогатится и в силе великой на Русь все равно пойдёт… А куда еще им, горемычным, за хабаром и ясырем податься? Крымчаки им науку воинскую уже преподали, с Литвой Ахмат замирился. С Казанью он воевать остерегался, а с ногайцев только шерсти клок содрать, если еще сможет потом по степям от них уйти. Вот и остается только на Москву напасть…Или… может, зря на них бояре напраслину возводят? Дань возьмут и отстанут, а там, глядишь, переменит Бог Орду, и не получать им выхода на веки вечные – будем сами брать всю дань в своей вотчине.