Флойд Гиббонс - Красный Наполеон

– Бедняга мертв, – три пули попали ему в голову. Вот его отличительный жетон, – мы его перешлем в его отряд. Умер смертью летчика, и обрел могилу моряка…

– Внимание, – воскликнули Бинней. – вот еще кто-то падает.

Снова заработали наши мощные моторы, и мы понеслись по воде. Прежде чем второй американский аэроплан коснулся воды, мы успели развить полную скорость. В последнее мгновение машина выпрямилась и затем рухнула носом вниз в воду. В то мгновение, когда хвост машины взметнулся в последний раз, из аэроплана вылетало чье-то тело.

– Вот он! – вскричал Бинней, круто поворачивая аппарат влево. Еще несколько секунд, и Рессель, глубоко перегнувшись, схватил летчика за шиворот и с моей помощью втащил его в наш аппарат.

Летчик не был ранен, – он потерял лишь сознание и вскоре пришел в себя. Лишь с трудом смог он сообразить, что произошло, и где он находится.

Неожиданно в пятнадцати метрах от нашего аэроплана поднялся ввысь большой водяной столб. В то мгновение, когда водяная масса снова рухнула в море, мы услышали вой второй гранаты.

– Нам надо поскорее убраться отсюда, – воскликнул Бинней, и наш аппарат снова взмыл вверх.

И беспрестанно меняя направление, мы понеслись да север.

– Нас обстреляла неприятельская подводная лодка, – сказал Рессель. – Возьми они на десяток сантиметров левее, и мы прощались бы с жизнью. Должно быть, это не единственная неприятельская подводная лодка в этих водах. Должно быть, за ними последует и весь неприятельский флот. По моим расчетам, флот Карахана взял курс на север от Колона. Если это так, то наш флоту стремится к одному и тому же пункту и нам пора убраться отсюда.

Мы веши курс на северо-восток, потому что Рессель предположил, что в этом направлении мы натолкнемся на передовые силы третьей американской эскадры.

Ныне мы знаем то, о чем тогда и не подозревали. В то мгновение, когда мы летели на северо-восток, стремясь отыскать ваши морские силы, красный флот встретился с нашей эскадрой и вступил в бой.

Этот исторический миг, с которого началась первая стадия морского сражения в заливе Уиндворд, был 4 марта 1936 года в 4 часа сорок пять минуть пополудни.

Передовые силы красного флота находились в это мгновение на триста восемьдесят километров южнее Ямайки.

Напротив дуги, образованной флотам Карахана, стояла первая американская эскадра. Курс ее был юго-восток. Непосредственно на юг, у Гаити находилась третья американская эскадра. Несколько далее на север, между обеими эскадрами, находился главнокомандующий американскими морскими силами со второй эскадрой и некоторыми вспомогательными боевыми единицами.

Американская морские силы таким образом образовывал три угла неравностороннего треугольника. По мере того, как они подвигались на юг, основание этого треугольника уменьшалось.

Все это разъяснил мне во время полета капитан Рессель. Нам повстречался авиационный отряд летевший на восток, и мы присоединились к нему.

Под нами на спокойной морской глади не было видно ни одного дымка. А через час это спокойное море превратилось в ад.

На наш отряд ринулся отряд неприятеля, состоявший из сорока аэропланов. В этом ужасном воздушном сражении на каждого американского пилота приходилось по два нападавших на него аэроплана красных. В первые же пять минут боя были сбиты четыре наши машины, – у неприятеля был подбить только один гидроплан.

В то время, как Бинней снизил наш тяжелый аппарат, чтобы вывести нас из зоны боя, какой-то неприятельский гидроплан попытался сбить нас. Град пуль изрешетил обшивку нашей каюты. Одна из пуль разбила альтиметр как-раз в то мгновение, когда я смотрел на него. Спасенный нами пилот и был убит пулей наповал.

– Пробит резервуар с бензином, – воскликнул напряженно работавший Бинней, и сделал еще одну попытку ускользнуть из-под пулеметного обстрела. Тяжелый запах бензина наполнил каюту.

– Мы снижаемся, – предупредишь меня Бинней, и в то мгновение, когда аппарат наш коснулся воды, в левом моторе вспыхнул пожар.

Бинней и я попытались заглушишь пламя противопожарными приспособлениями, а уцелевшие три американских аэроплана, преследуемые десятком неприятельских аэропланов, понеслись на север.

– С огнем не справиться, – сказал Рессель, – все смочено бензином. Мы должны сбросить мотор в море и срезать крылья. Летать наша машина больше не может; быть может, она продержится на воде.

И мы ожесточенно принялись освобождать остов аппарата от тяжелого мотора и от плоскостей крыльев. Биннею удалось разорвать прикреплявшие мотор тросы, и мотор рухнул в воду, взметнув столб пара.

– Славная история, – сказал Рессель, когда нам удалось освободиться от загоравшихся плоскостей.

Ни воды, ни провианта, ни клочка ткани, из которой можно было бы соорудишь парус. И мы обречены сидеть в таком положении и бездействовать, в то время, как там разыгрывается величайшее в мире морское сражение.

– Больше ни за что не полечу без пулемета, – подосадовал Бинней. – Вот уже второй аэроплан погибает подо мной. И все ото потому, что мне остается защищаться против пулеметов воздушными поцелуями. Славный счетец предъявлю я „Чикаго Трибюн“.

Быстро спустились сумерки – наступила ночь.

В то время, как мы беспомощно плыли сквозь ночь по Карибскому морю, мысли мои возвратились к февралю 1917 года. Я вспомнил о памятной мне ночи, когда я плыл в лодке, спасшись после гибели „Лаконии“, потопленной германскими подводными лодками.

С той поры прошло двадцать лет, и ничто не изменилось на земном шаре; по-прежнему человечество решало свои споры при помощи оружия и войн. Все еще люди убивали друг друга. Как странно, что мысли о мире приходят на ум именно тогда, когда чувствуешь приближение смерти.

Издали из ночного мрака доносился грохот орудийной канонады – мы не могли определить, с какой стороны он доносился. Блинк Рессель снова оживился.

– Господи, они дерутся и, кажется, бой приближается к нам, – сказал он. – Мне кажется, битва развертывается в нашем направлении. У нас есть надежда, маленькая надежда на то, что нас выудят из воды.

– Теперь мы не только слышали рев канонады, но и видели далеко на черном горизонте вспышки орудий.

– Там дело пошло всерьез, – сказал Бинней. – Вот только не пойму, как это они ухитряются разглядеть друг друга в этакую темень.

Потом мы услышали, как мимо нас с ужасным воем пронеслась какое-то чудовище. Это был минный истребитель, чуть не протаранивший нашу хрупкую скорлупу. Наш лишенный управления кузов гидроплана заплясал на пенных волнах, образовавшихся после истребителя. Мы закричали изо всех сил, но наш крик не был услышан.