Олег Таругин - Малая земля [litres]

И в этот момент ведущая в комнату дверь начала открываться. В расширяющуюся щель падал желтоватый свет электрического фонарика, с каждым мигом отвоевывая у темноты все больший участок грязного пола, покрытого красно-коричневой масляной краской. Вернулся недостающий фриц, и времени размышлять больше не осталось. Исключительно действовать, причем максимально быстро.

Не раздумывая, Степан рванулся вперед и резко дернул дверь на себя, заставляя входящего ускориться, вваливаясь в помещение и теряя равновесие. Перехватив руку с фонарем, рывком втащил противника внутрь и рубанул под нижнюю челюсть ребром ладони, в зародыше подавляя готовый вырваться удивленный вскрик. Подсек под колени и повалил, нанося последний удар. Поверженный гитлеровец в расстегнутом френче сдавленно захрипел, суча каблуками подкованных сапог по полу, и затих. Оброненный фонарь упал линзой кверху, упершись тусклым лучом в низкий потолок. Все, больше нельзя терять ни секунды, нашумел все-таки. Пока не особо сильно, но немчура зашевелилась.

Метнувшись к ближайшей койке, навалился на просыпающегося фашиста. Ладонь накрыла слюнявый – морпеха даже передернуло от отвращения – рот, штык почти без сопротивления вошел в податливое тело. Гитлеровец дернулся, выгибаясь дугой, захрипел, койка отозвалась предательским скрипом, однако все уже было кончено – Алексеев не промахнулся, ударив точно туда, куда собирался. Готов.

Следующий немец, тот, что возмущался шумным камрадом, успел лишь перевернуться на спину и, отбросив одеяло, приподняться на локтях, приходя в себя. И тут же опрокинулся обратно под стон пружинной сетки. Удар, еще один. Тоже готов.

Третьего фрица Степан настиг уже по пути к стене с развешанным оружием – прытким оказался, гад, хоть и спросонья, а сразу два и два сложил. Сиганул с койки и рванул к винтовкам – или автомату, – поди пойми, кто он такой, обычный шоферюга или унтер какой-нибудь, на нижнем белье знаков различия не имеется. Хорошо, хоть не заорал сразу – повезло. Сильно толкнув в спину, Алексеев впечатал фашиста в стену и повалил, зажимая рот и нос. Почти без замаха ударил, как учили на занятиях по ножевому бою, в область правой почки. И удерживал сотрясаемое короткими конвульсиями тело, пока немец не обмяк, безжизненно распластавшись на полу. Затем отпустил, вытянул штык и тяжело опустился рядом с фрицем, прижавшись спиной к стене, усилием воли усмиряя сиплое дыхание и взбесившееся сердце, определенно вознамерившееся проломить грудную клетку.

Все, минус четыре. И даже практически не мутит, и руки почти не трясутся. Еще бы липкие то ли от слюней, то ли от крови пальцы отереть. Шумно сглотнув все-таки скакнувший под кадык вязкий тошнотный комок, старший лейтенант торопливо обтер ладони и рукоять штык-ножа полой нависающей над ним шинели. Хорошо, что темно, следов не разглядишь. Вот только острый железистый запах свежей крови… Алексеев отлично осознавал, что на самом деле это не так; что перешибить тяжелый смрад этой комнаты смерти никакая кровь не в состоянии – да и сколько ее там наружу вышло, он же не свинью свежевал? Но обостренное выброшенным адреналином сознание твердило иное, и он торопливо поднялся на ноги. Подумав при этом, что в чем-то Высоцкий все ж таки однозначно прав: убивать в бою куда легче, нежели… вот так…

Уже у самой двери вспомнил, что неплохо было бы прихватить автомат и запасные подсумки, но задерживаться не стал, лишь выключил так и валявшийся на полу фонарик. Они и так нормально вооружены, так что таскать с собой еще пять лишних кило совершенно ни к чему.

«А вот фонарь мог бы и забрать, ценная ж вещица. Ваньке б подарил, у него своего не имеется, – сообщил не к месту проснувшийся внутренний голос. – Хотя батарейки у фрица подсевшие, свет совсем желтый, заметил?»

«Да иди ты лесом, советчик хренов, – беззлобно буркнул Степан, даже не осознав, произнес он эти слова вслух или же про себя. – Без сопливых как-нибудь разберусь, так что заткнись, пожалуйста».

И осторожно, бочком выбрался в темный коридор, плотно прикрыв за собой дверь. Где тут же и столкнулся с запыхавшимся старшиной:

– Ну, чего там, командир? Нашумел малехо?

– Было дело, – буркнул Степан. – Нормально все, справился.

– Сколько?

– Четверо, считая с тем, что в сортир выходил. Из-за него чуть было не спалился – не вовремя он обратно вернулся.

Левчук досадливо поморщился:

– Да знаю я, слыхал, как он по коридору топал. Оттого и сам едва не спалился, как ты выражаешься, – пришлось с маху в последнюю комнату нырять. А там аж сразу два ихних офицера обитались.

– И чего? – заинтересовался Алексеев, ощутив, что его наконец отпустило напряжение последних минут, едва ли не самых сложных за все проведенное в прошлом время.

– Лучше покажу, старшой, к чему зазря языком трепать. – Старшина подсветил путь зажатым в широкой ладони фонарем. – Давай за мной. Вон та дверь.

– А в первой комнате что? – спросил старлей.

– Да ничего интересного, видать, заседали они там. Столы буквой «Т» составлены, карта на стене, стульев с десяток. Ничего ценного, ежели ты про это, разве что машинка пишущая с немецким шрифтом. Только на кой она нам сдалась, верно? В стол я тоже заглянул, понятно – пусто. Все, пришли. Заходи, командир, некого тут больше опасаться.

Хмыкнув, Степан переступил порог, включая свой фонарик. Очередная комната, размерами чуть побольше предыдущих. Две кровати, стол со стульями по центру, в ближнем углу – вполне цивильного вида рогатая вешалка с парой офицерских шинелей и фуражек. На столе – следы недавнего пиршества, видимо, позднего ужина: пустые бутылки, тарелки с остатками закуски, рюмки и стаканы. Оба окна задрапированы то ли одеялами, то ли просто какой-то плотной тканью – светомаскировка, понятное дело. В других помещениях, кстати, ничего подобного не наблюдалось. Видать, любят местные обитатели допоздна засиживаться, вот и подстраховались. Или правильнее было бы сказать «любили»? Поскольку как минимум один из них однозначно мертв, мертвее, как говорится, не бывает. Лежит почти по центру комнаты, непривычно длинная нательная рубаха в районе живота пропиталась кровью, в неярком свете кажущейся практически черной. Да и в спертом, наполненном алкогольными миазмами воздухе явно ощущается кисловатый запах сгоревшего пороха.

– Тут вот какое дело, командир, – виновато прокомментировал увиденное старшина. – Я, как шаги в конце коридора услыхал, сразу сюда рванул. Вот только зайти по-тихому не сумел, дверью стукнул. А вон этот, – короткий кивок в сторону убитого, – спал шибко чутко, хоть и выпил перед тем немало. Еще и пистолет под подушкой держал. Ну, я оружие-то у него из руки выкрутил, самого на пол повалил, но выстрелить все ж таки пришлось, поскольку сопротивляться начал. Слыхал?