Олег Таругин - Малая земля [litres]

Ничего, кроме «эй, ты», старлей, понятное дело, не понял. Хоть общий посыл и уловил – вероятно, ему предлагалось покинуть уютный, продуваемый всеми ветрами сарайчик и куда-то топать. Тем более мамалыжник сопроводил сказанное не требующим перевода призывным жестом. Заодно звучно передернув затвор винтовки. Ну, «вино афара» так «вино афара» – еще бы знать, что это означает… надеюсь, он его не каким-нибудь нехорошим словом обозвал?

Идти оказалось совсем недалеко, от силы метров пятьдесят, до расположенной на противоположной стороне улочки добротной хаты. Румын шел чуть позади, предусмотрительно держа винтовку наизготовку. Штыком в спину, словно в дурном кинофильме, правда, не тыкал, но на стреме был – пару раз обернувшись, Степан в этом убедился. Потомок гордых римлян на верчение головой никак не отреагировал, только стволом дернул: топай, мол, дальше.

Откровенно говоря, происходящее морпеха как-то даже слегка задело: совсем его супостаты не опасаются, коль всего одного конвоира прислали. А вдруг сбежит? Ирония, понятно, куда уж тут бежать? Белый день на дворе, вокруг полно гитлеровцев всех мастей и национальностей, если сразу не пристрелят, где-нибудь на окраине перехватят, когда тревогу объявят. Да и новые товарищи внезапно образовались, не бросать же ребят в беде? Так что послушаем, что ему на допросе – ну, а где ж еще? Чай, не на дружескую вечеринку ведут! – втирать станут. Любопытно, опять же, как подобное вообще происходит – на беседу к особисту родной 382-й ОБМП его пару раз вызывали, а вот чтобы на настоящий допрос, да с перспективой прислонения к расстрельной стенке, – как-то не доводилось.

Подбадривая себя подобными мыслями, старший лейтенант и дотопал до выкрашенного веселенькой голубой краской резного крыльца местного штаба. Не один, понятно, дотопал, с конвоиром.

Караульный, на этот раз натуральный немец, при их приближении лениво сдернул с плеча 98К, но даже затвор передергивать не стал. Обменявшись с румыном парой фраз – языком союзника тот, похоже, владел вполне уверенно, – поднялся на крыльцо и стукнул кулаком в дверь.

Выглянувший офицер, тоже, понятно фрицевский, удовлетворенно кивнул, коротко отмахнул рукой:

– Russisch, komm her! Schneller, Herr Major wartet nicht gern! Kommst du mit uns [15] Русский, иди сюда! Быстрее, господин майор не любит ждать! Пойдешь с нами (нем.). .

Не понять знакомое по фильмам «руссишь», «комм хер», «шнеллер» и «герр майор» было сложно даже для столь неискушенного в арийском наречии человека, каковым являлся старлей. Окончание фразы, правда, осталось неясным. Хотя, судя по рявкнувшему «яволь» конвоиру, обращались уже к нему. Видимо, предлагали составить компанию, проводив дорогого гостя к этому самому херу майору.

С кривой усмешкой взглянув, как офицер, торопливо отшагнув в сторону, положил руку на расстегнутую кобуру, Алексеев неторопливо переступил порог. Румын, направив винтарь штыком в пол, без особой злобы подтолкнул в спину, сопроводив нехитрое действие очередной непонятной фразой:

– Haide, du-te mai repede! [16] Давай иди быстрее! (рум.)

Мельком прикинув, что справиться с обоими в этом узком коридоре – не столь уж и сложная задача, поскольку его даже не связали, а вот вырваться живым со двора – увы и ах. Пока шел, заметил на улице парочку легковых автомашин и грузовик, возле которых с деловым видом копошились водители и с полдесятка вооруженных солдат, выгружавших из тентованного кузова какие-то ящики. Так что без вариантов – у приглядывающего за подчиненными унтера вон даже автомат на плече висит, начнись какая подозрительная движуха, вмиг очередью срежет. Короче, обождем пока с побегом, осмотримся. Авось сразу-то не расстреляют…

Абрау-Дюрсо,

8 февраля 1943 года

В помещении, куда привели старшего лейтенанта, было сильно накурено. Настолько сильно, что у сроду не дымившего Алексеева даже в пересохшем до состояния наждачной бумаги горле запершило. Поскольку пить хотелось просто до одури – морпех даже не мог вспомнить, когда в последний раз утолял жажду. Наверное, еще там, на стоянке, откуда они двинулись к аэродрому. Да уж, нынешние европейцы, по ходу, про ЗОЖ пока что не слышали, вот и травятся почем зря. Впрочем, и пусть себе травятся, флаг в руки, ветер в спину, как говорится. Не всем же от русских пуль подыхать…

Подхватив морпеха под локоть, офицер грубо пихнул его к стоящему по центру комнаты одинокому табурету, заставив сесть. Румын-конвоир остался за дверью – свою задачу он выполнил. Старлей, понятно, не сопротивлялся: с чего бы вдруг? Все лучше, чем на ногах стоять. Огляделся. Достаточно большое помещение на три окна, квадратов двадцать, как навскидку. Большой письменный стол, за которым сидит фриц в расстегнутом на груди мундире. Под противоположной стеной – потертый кожаный диван с какой-то высокой конструкцией из нескольких полок в изголовье: кажется, подобные в этом времени называют «этажерками». С полдесятка массивных стульев с прямыми спинками под окнами. Вешалка с шинелями и фуражками у входной двери. На диване, закинув ногу на ногу, вольготно расселся еще один фашист.

Вероятно, бывший сельсовет, на школу или жилой дом точно не похоже. А сама комната – кабинет председателя, уж больно все тут какое-то… канцелярско-казенное, что ли?

А на столе, между прочим, целый графин с водой стоит! Манит, можно сказать, зараза!

Натужно сглотнув, Степан отвел взгляд. Незачем показывать противнику свою слабость, уж перетерпит как-нибудь, не в пустыне. Человек без воды до недели может прожить… ну, вроде бы.

– Herr Major, Gefangener befreit! – вытянувшись в струнку, доложил сопровождающий хозяину письменного стола.

– Danke, Leutnant. Bleib, hilf, dich um den Russen zu kümmern. Steh dort [17] – Господин майор, пленный доставлен! — Спасибо, лейтенант. Останьтесь, поможете присмотреть за русским. Стойте там (нем.). , – лениво махнул рукой тот, с искренним интересом разглядывая Алексеева.

«Ну, хоть что-то полезное узнал, – мысленно хмыкнул морской пехотинец, поудобнее устраиваясь на табуретке. – Значит, тот, что с витыми погонами – майор, а этот хлыщ – лейтенант. Кстати, тот, который диван оккупировал, несмотря на китель с обязательным орлом над правым карманом и даже крестом на яркой ленточке слева, как-то не шибко на истинного арийца смахивает, уж больно усы характерные. Эдакий бравый офицер-белогвардеец со старой фотокарточки. Да и выражение морды лица тоже какое-то… не ихнее, одним словом, выражение. Из наших он, сто пудов. Ну, бывших наших, понятное дело. Из местных казаков, короче. И чин у него неслабый, уж больно вольготно себя в присутствии хера майора чувствует. Видать, он допрос и поведет, не на немецком же с ним разговаривать собираются? Не, ну попробовать-то, конечно, можно, с десяток слов он уж точно знает…»