Олег Таругин - Малая земля [litres]

– А что тут думать? – пожал плечами Степан, закидывая ногу на ногу. «Есаул» поморщился, но стерпел и это. – Поскольку человек я военный, отвечу по пунктам. В том, что меня расстреляют, не сомневаюсь. Смерти, конечно, побаиваюсь, но и не так, чтобы уж прямо до потери пульса. Обидно только, что маловато повоевал. Хотя, откровенно говоря, сгоревшие самолеты уж точно моей жизни стоили. Так что вполне нормальный размен вышел, я не в обиде. Ну, а от щедрого предложения герра майора, понятно, отказываюсь. Поскольку присягу давал и изменять ей не собираюсь. А парней моих вам никак не догнать, они уж, поди, с местными партизанами в лесах соединились. Да и где их искать, понятия не имею – у нас изначально договор такой был: тот, кто в прикрытии остается, про маршрут отхода остальной группы не знает. Насчет радиопозывных – тут вообще мимо кассы, я ведь сказал, что рация уничтожена. Соответственно, и позывные с паролями все обнулились – толку-то от них теперь?

– Это все? – закаменев лицом, осведомился «есаул». – Все сказал, большевичок? Ну, смертушку лютую мы тебе в любом разе обеспечим. На коленях ползать станешь, сапоги целовать, моля, чтобы просто так пристрелили.

– Абсолютно. Кстати, я вовсе не коммунист, коль уж вас это настолько сильно волнует. В партию не вступал и не собирался, поскольку не счел нужным, а насильно туда никого не тянут. Я, между прочим, дворянин – Алексеевы, если не в курсе, достаточно известная в истории фамилия. А Родине служить да защищать ее мне и без партбилета никто не запрещал. И на коленях ползать не стану, не надейтесь даже. Воспитание-с, знаете ли. Не то что у некоторых.

Уже озвучив последние фразы, Степан внезапно подумал, что это могло оказаться и ошибкой. Иди знай, существовал ли такой дворянский род на самом деле? Как-то само собой вырвалось, честное слово – но уж больно захотелось ввернуть напоследок нечто вовсе уж неожиданное. Такое, чтобы шаблон не только порвало, а в клочья разнесло. Он и без того с три короба наврал – так какая уж теперь разница? Расстрела он в любом случае ждать не собирался – не удастся сбежать, так хоть погибнет, как русскому солдату и полагается, в бою. К слову, кобура у казачка так и расстегнута, да и лейтенант у входа откровенно расслабился, успокоенный тем, что пленный не проявляет ни малейшей агрессии, активно отвечая на задаваемые вопросы. Рискнуть – или пока рано? Нет, пожалуй, рановато. Или все-таки рискнуть? Ждать, пока его изобьют и потащат обратно в сарай, никакого смысла нет – в этом случае шансов на побег уже не останется. Оттуда никак не выберешься – стены добротные, пол земляной, утоптанный и морозцем схваченный. Это только в кино пленные за ночь ухитрялись подкоп организовать. Да и чем копать, не голыми же руками да по мерзлой землице? Крышу тоже хрен разберешь, успел оглядеться, когда его на допрос уводили. А если еще и руку или пару ребер сломают – тут и вовсе без комментариев. Останется и на самом деле героически умереть у расстрельной стенки – ну, или что там казачок с ним сделать собирается? Нет, ребяты-демократы, как великий бард пел, нельзя ему обратно возвращаться, категорически невозможно…

Своей цели он, похоже, добился: на оберст-лейтенанта было жалко смотреть – торкнуло его основательно. Бедняга пару секунд только рот, словно выброшенная на берег рыба, разевал, просто не зная, что и сказать.

– Andrey, übersetze seine Worte für mich! Sofort! – не выдержал хер майор, поднимаясь на ноги и размахивая сигаретой. – Ich warte! [22] Андрей, переведите мне его слова! Немедленно! Я жду! (нем.)

– А, так тебя, выходит, Андрюхой кличут? – подмигнул «есаулу» морпех, незаметно напрягая мышцы и мысленно просчитывая партитуру будущего боя. – Вот и познакомились. Теперь буду знать, кого на тот свет отправил. Фамилию, кстати, можешь не называть, предателям памятников не ставят, поскольку весь род опозорил. Прикопают тихонько под яблонькой, чтобы земельку удобрял, хоть какая-то польза.

– Удавлю, с-сука! – не выдержав, сорвался «есаул», широко замахиваясь.

«Все, вот ты и попался, – мелькнула самым краешком сознания мысль. – Привык, болван, всяким там вахмистрам с прочими урядниками кулаком в ухо безнаказанно тыкать. Весь корпус раскрыл, бей – не хочу. Главное, без стрельбы обойтись, за дверью румын с винтовкой торчит. А на прочие звуки он вряд ли внимание обратит – наверняка решит, что несговорчивого пленного уму-разуму учат».

Степан и ударил, распрямившейся пружиной взмывая с табурета.

Пробил в печень, скользнул за спину, выдергивая из кобуры оружие. Добавил скрючившемуся от боли в боку противнику локтем по затылку. И, не теряя ни секунды, метнулся к лейтенанту, еще только начавшему поднимать руку с зажатым в ней «люгером». С ходу, вкладывая в сокрушительный удар всю массу и инерцию тела, врезал коленом в пах, впечатывая гитлеровца в добротную, отнюдь не гипсокартонную, как в его родном времени, стену. Сильно так впечатывая, от души, и спиной, и неприятно хрупнувшим в ответ затылком. Перехватил кисть, выкрутил из безвольной уже руки пистолет. Выпустив обмякшее тело, крутнулся в сторону хера майора, судорожно дергающего из кобуры собственное оружие.

Оскалился, надеясь, что улыбка выйдет достаточно жуткой:

– Не нужно… э-э… найн! Нихт шиссен, битте! Блин, как там это по-вашему? Ваффен нихт, короче! Пристрелю нахрен! Ну, ферштейн? Если ферштейн, тогда хенде хох!

И аккуратно прицелился ему в переносицу, продолжая контролировать боковым зрением дверной проем. Но за дверью было тихо. Румын-караульный то ли просто ничего не расслышал, то ли вовсе отлучился – в нарушение устава, понятно, – перекурить на крылечке. Ну, или пописать там под ближайшим кустиком.

Поколебавшись, гитлеровец осторожно кивнул, демонстративным жестом убирая ладонь от кобуры. Руки, правда, задирать не стал, пытаясь хоть как-то сохранить лицо – просто приподнял их перед собой ладонями к Степану. Зажатая в заметно подрагивающих губах недокуренная сигарета дымила ему в лицо, заставляя болезненно морщиться. Однако вытащить ее он не решался, боясь спровоцировать пленного, внезапно ставшего хозяином положения.

Криво ухмыльнувшись, Алексеев подошел к столу, выдернул окурок, раздавив его в пепельнице. Особой ненависти к фрицу он, как ни странно, не ощущал. В конце концов, он даже воды ему налил, хоть мог бы и проигнорировать.

Обойдя майора, забрал пистолет, мысленно хмыкнув: снова Р08, уже третий по счету! Ну, чистый сюрреализм, честное слово! Свой потерял – зато три новых нашел. Как раз для него и двоих пленных парашютистов. Кстати, насчет ребят…

Накрепко стянув ремнем руки новоиспеченного пленного, заставил того сесть, на всякий случай отодвинув стул подальше от стола. Глянуть, что в ящиках? Времени нет, да и не важно это. Убедившись, что хер майор никаких глупостей не сделает, пробежался по комнате. Лейтенант? Ну, тут без вариантов. Не выдержал арийский череп плотного контакта с русскими бревнами. Готов. Казачок? Жив, понятно, как и планировалось. Поскольку без него весь сложившийся в голове старшего лейтенанта буквально за несколько секунд план вообще терял всякий смысл. А так оставалась пусть и мизерная, но хоть какая-то возможность и самому вырваться, и пацанов вытащить. Но без переводчика никак, от слова совсем…