Олег Таругин - Малая земля [litres]

После того как удалось уничтожить пулеметный расчет и подстрелить офицера, как надеялся Николай – командира группы, позицию он менять не стал. Вряд ли его успели засечь, а за пулеметной точкой следовало приглядеть: повредить сам «машингевер» не удалось, падая с пулей в башке, второй номер сдернул «МГ» с бруствера. Если до машинки доберется кто-то из егерей, товарищам придется туго. А прикрыть их сумеет только он, больше некому.

Пока ждал, успел завалить еще двоих неосмотрительно попавших в прицел фашистов. А вот нечего вылезать на открытое место! Ну, а ежели даже и не вылезаешь, кустики от пули тоже плоховато защищают, не лето, чай, все насквозь просматривается. На этом удача и закончилась – подобравшегося к пулемету гитлеровца ефрейтор все-таки прохлопал. Горный стрелок подполз к поваленному дереву низом, скрываясь от снайпера за замшелым стволом. Да и не смотрел Ивченко в тот момент в направлении пулемета, если честно, разбираясь со вторым фрицем, на которого пришлось истратить целых три патрона, – опытным оказался, сразу понял, что стреляют именно по нему, пришлось немного повозиться.

Когда же ефрейтор снова навел «СВТ» на пулеметную позицию, дульный тормоз «эмгэшника» уже расцвел огненным венчиком выстрелов. Повезло еще, что первую очередь фашист направил в другую сторону, решив прижать вырвавшихся вперед разведчиков. Повезло – да не совсем. Сразу положить стрелка не удалось: первые пули лишь безопасно прошли над головой противника. Зато собственную позицию Николай раскрыл – его наконец заметили. Сначала пару раз пульнули из карабинов (промазали, понятно, замаскировался он на славу), затем подключился пулеметчик.

Этот играть в снайперскую стрельбу не стал, сразу долбанув очередью патронов в тридцать. Неприцельно, просто работая на подавление. Выворотень словно бы взорвался изнутри, осыпав снайпера трухой; несколько пуль взвизгнуло в считаных сантиметрах над головой, а одна, та самая , пробила каску, пробороздив лоб и висок. Ощущения оказались поистине неописуемыми: по башке будто бы дубиной заехали, даже в глазах на миг потемнело. Но самым неприятным оказалась заливающая глаз кровь…

Сбросив бесполезную каску – все одно от нее сейчас никакого толку, только мешает, – Николай ужом выбрался из-под изрешеченного дерева. Откатившись на пару метров, пополз к заранее присмотренному месту. Могучая, больше полуметра в комле, сосна однозначно защитит от пуль, даже пулеметных. Интересно, отчего замолчал Мелевич? Спалил все патроны – или убили? Может оказаться и так, и эдак – фрицы в ту сторону тоже плотно палили, сначала из стрелковки, следом и пулеметчик подхватился – после того как по снайперской позиции отработал. Жаль, если Толичу сегодня не свезло, ох как жаль! Они уж больше трех месяцев вместе воюют, а на войне это о-го-го какой срок! Да и когда под Станичкой высаживались, не раз погибнуть могли, а обошлось, ни одной царапины что у одного, что у другого. Ну да ничего, сейчас до укрытия доберется, осмотрится и рассчитается за боевого товарища. Еще бы кровь остановить, мешает – спасу нет. Не столько больно, сколько противно, льет и льет, еще и глаз щиплет…

Привалившись к шершавой коре, Николай несколько секунд отдыхал, успокаивая сбившееся дыхание. Вытащив из кармана перевязочный пакет, на ощупь разодрал зубами оболочку, кое-как промокнув кровь. Затем залег, осторожно, буквально по сантиметру выдвигая из-за укрытия ствол снайперской винтовки. Взглянул в прицел, мельком подумав, что если б ненароком заляпал линзу, так запросто отереть бы не удалось, не вода, чай. И практически сразу же заметил осторожно ползущего к пулеметной позиции егеря с прямоугольным патронным коробом в руках. Боеприпасы камраду тащишь? Нужное дело, одобряю. Вот только не свезло тебе сегодня, фриц, уж извини. Больно удобно ты подставился, хоть в башку стреляй, хоть в корпус.

Липкий от начинавшей подсыхать крови палец снайпера уверенно лег на спусковой крючок…

Смерти младший сержант Мелевич не боялся.

Нет, пожить-то еще немного, понятное дело, хотелось, однако ж и особенного страха перед неминуемым Анатолий не испытывал. Отбоялся уж свое, наверное. Перегорел, так сказать, причем и в прямом, и в переносном смысле.

Сперва в сентябре сорок первого, когда его впервые подбили – немецкая болванка прошила моторный отсек, после чего родная «бэтушка» весело полыхнула всем оставшимся в баках бензином. Выбраться удалось одному ему, поскольку у мехвода свой люк имелся, остальные так внутри и остались. Пока сбивал, катаясь по земле, огонь с комбеза, в танке взорвался боекомплект. Очнулся в госпитале, с контузией и легкими ожогами, так что вскоре вернулся на фронт.

Новый танк, на сей раз тридцатьчетверка, новый экипаж.

Заснеженные подмосковные поля, Калининский фронт, декабрь сорок первого – январь сорок второго. Снова подбили, разворотив ходовую. Но и фрицам в том бою тоже неслабо досталось – Т-34 тогда еще ефрейтора Мелевича успел спалить три вражеских панцера и еще парочку повредить. Да и другие танки взвода тоже не мазали, раз за разом укладывая снаряды в цель. Расстрелянной пушечно-пулеметным огнем и раздавленной гусеницами автотехники даже не считали: устроившим засаду на одной из стратегически важных дорог танкистам в тот день везло. До того самого момента, пока не прилетели пикирующие бомбардировщики.

Разорвавшаяся рядом с бронемашиной фугасная бомба в клочья порвала гусеницу, выворотила пару опорных катков и контузила экипаж. Второму танку повезло куда меньше – прямое попадание с детонацией оставшегося боекомплекта. Третий, запиравший застигнутую врасплох вражескую колонну с тыла, успел укрыться под деревьями недалекого леса и уйти. Сняв курсовой и спаренный пулеметы, танкисты почти полчаса отбивались от наседавших гитлеровских пехотинцев. К тому моменту, когда подошла подмога, в живых остался только мехвод Мелевич. В этот раз обошлось без серьезных ранений и госпиталя, и вскоре Анатолий уже сел за рычаги нового, третьего в его жизни танка. Третьего и последнего, как выяснилось спустя несколько месяцев…

Конец весны, немецкое контрнаступление под Харьковом.

Практически летняя жара и поднятая гусеницами вездесущая пыль. Три фашистских танка против одного советского, нижнетагильской тридцатьчетверки с новой башней и более мощной пушкой. Два легких и средний Pz-IV, тоже какой-то невиданной ранее модификации. Легкие сожгли без особого труда, заодно протаранив неосмотрительно подставивший борт полугусеничный бронетранспортер, полный не успевших заранее выскочить пехотинцев. Кто-то, понятно, успел выпрыгнуть, когда навстречу, неожиданно для обоих механиков-водителей, как советского, так и немецкого, выскочил русский танк. Но большинство так и остались в искореженном угловатом корпусе, с металлическим скрежетом просевшем под тридцатитонным весом боевой машины. Можно было уходить, разведка боем удалась, даже с перевыполнением плана.