Олег Таругин - Малая земля [litres]

– Не смолчу, Ильич, – задумавшись на пару мгновений, принял решение Алексеев. Да и врать – точнее, постоянно что-то недоговаривать – надоело аж до… сильно, короче, надоело. А что на подобную откровенность кое-кто, не станем конкретизировать, может косо поглядеть? Да и фиг с ним, старшина зря болтать не станет, не тот человек.

И потому старший лейтенант заговорил – торопливо, спеша уложиться в те несколько минут, что у них еще оставались:

– Понимай мои слова как хочешь, но я не отсюда, не из этого времени. Из будущего я. Между моим временем и сорок третьим почти восемьдесят лет. Учения у нас были, примерно на траверзе Южной Озерейки. Ну, или Озереевки, как ее после войны называть станут. Высаживались на плавающих бронетранспортерах с борта десантного корабля. Штормило в тот день сильно, плюс мехвод мой сплоховал. Короче, движок волной захлестнуло, тонуть начали. Я пацанов своих вплавь отправил, там до берега-то всего ничего оставалось, а сам задержался случайно – рукавом за крюк на башне зацепился. Бэтээр погружаться стал и меня следом потащил. Пока куртку… ну, бушлат скидывал, автомат потерял и сам едва не утоп. Вынырнул – а вокруг ночь, хоть только что белый день был, трассеры летают, стрельба, взрывы. Последнее, что помню – рвануло неподалеку, хорошо, рукой за спасательный круг уцепиться успел. Ну, а дальше ты лучше меня знаешь…

Левчук молчал, чуть приоткрыв рот и ошарашенно хлопая глазами.

И Степан неожиданно понял, что, очень на то похоже, только что совершил свою самую большую в этом времени ошибку. Ведь, спрашивая, откуда он, старшина наверняка имел в виду спецслужбу, к которой Алексеев принадлежит! И абсолютно точно ожидал услышать нечто вроде «военная разведка», «госбезопасность» или «разведка ВМФ»! Вот это он прокололся напоследок, блин и еще сто раз блин…

Но отступать было поздно (старшина по-прежнему молчал), и Степан продолжил:

– Короче, Семен Ильич, с этой секунды можешь про меня думать что хочешь. В конце концов, у меня контузий хватает, может, я и взаправду псих. Но все это – правда. Ты ж мой штык-нож видел? Его только годах в шестидесятых производить начнут, как и автомат, для которого он предназначен. Если до Победы доживешь, лет через пятнадцать после войны и сам подобные увидишь. А больше нет у меня никаких других доказательств, понимаешь? Утонуло все, и куртка с документами и опознавательным жетоном, и каска с разгрузкой, и сумка полевая. Короче, зря я все это…

– Война когда закончится? – остро взглянув в глаза, внезапно спросил Левчук. – Или не положено мне подобного знать?

– В моем времени фашисты безоговорочно капитулировали девятого мая сорок пятого года, хотя Берлин мы почти неделей раньше взяли. Потом еще японцев добивали, к лету и они тоже капитуляцию подписали. А парад Победы провели на Красной площади 24 июня. Но это в моем, здесь история уже изменилась – мы с тобой ее и изменили! – так что теперь, глядишь, и пораньше управимся.

– Значится, вот откудова ты все наперед знал, старшой? – глухо пробормотал старшина, опуская взгляд. – И что десант наш провалится, и что уходить к Станичке нужно, пока не окружили, и про все то, о чем ты ребятам рассказывал… Не было никакой секретной разведгруппы под твоим командованием?

– Не было, старшина, – со вздохом согласился Степан. – Вот только без обид, лады? Сам понимаешь, если бы я тебе или тому же комбату сразу всю правду выложил, мы б с тобой сейчас не разговаривали. Да и до Мысхако, скорее всего, не дошли бы.

– Какие уж тут обиды, – с горечью ответил тот. – Тут бы самому с ума не свихнуться, от таких-то новостей! А насчет девятого мая я запомню, за это огромное тебе спасибо! Хотя надеялся, что раньше сдюжим.

– Так, может, и сдюжим, Ильич! Я ж сказал – изменилась история, просто пока что это не особенно и заметно. Ты только, гляди, не погибни сдуру и пацанов наших сбереги, добро?

– Это приказ, тарщ старший лейтенант?

– Вот именно, что приказ! – твердо ответил морпех. – Мой, так сказать, последний приказ в качестве командира нашей разведгруппы. И попробуй только его не выполнить! На том свете отыщу да спрошу по всей строгости! Все, не поминай лихом, старшина, побежал – вон и товарищ контрразведчик косится. Ты только вот что – про разговор этот особо не треплись, уговор?

– Чай, не дурак, понимаю кой чего, – криво ухмыльнулся Левчук. – Удачи, командир!

– И тебе, старшина. Пацанам, с кем попрощаться не успел, отдельный привет передай. До встречи!

– До свиданьица, старшой. Авось и взаправду еще разок свидимся. В самом ихнем проклятущем Берлине, а?

– Легко, Семен Ильич! Там при входе такие колонны высоченные будут – ну, да разберешься, как увидишь. На них наши бойцы свои автографы оставлять станут кто во что горазд. Вот и напиши на одной из них, допустим, крайней справа, что-нибудь, что я пойму. «Черноморский привет из Южной Озерейки от старшины Левчука», например. И дату поставь. А я, как твои художества угляжу, так на следующий день под этой самой колонной ждать буду…

– Попрощался? – осведомился Шохин, когда Степан с контрразведчиком спустились в расположенную на корме катера двухместную командирскую каюту.

– Так точно, – осторожно ответил старлей, искренне надеясь, что капитан госбезопасности этим вопросом и ограничится.

– Вот и хорошо. Присаживайся. – Сергей кивнул на одну из коек, аккуратно застеленных серыми армейскими одеялами – других мест для сидения в крохотном помещении не предусматривалось. Опустившись на соседнюю, Шохин бросил на койку полевую сумку, ослабил ремни портупеи и расстегнул бушлат. Поморщился, шумно сглотнув слюну. Пояснил в ответ на быстрый взгляд морпеха:

– Не удивляйся, старлей, укачивает меня. Морская болезнь. Самое смешное, батя мой рыбаком был, всю жизнь в море ходил, а я вот такой уродился, чуть валять начнет – и все, спекся. Когда на плацдарм шли, почти всю дорогу на палубе проторчал, там оно всяко попроще. Ладно. Подробно говорить после станем, как в Геленджик дойдем, а пока так, пообщаемся о том о сем, согласен? Познакомимся, так сказать, поближе.

– Так точно, товарищ капитан государственной…

Шохин вымученно скривился – похоже, его и на самом деле неслабо мутило:

– Значит, так, давай-ка без чинов, договорились? И не сиди, словно шпагу проглотил, не на допросе. Меня, кстати, Сергеем зовут, ну, а как тебя величать, я, сам понимаешь, знаю. Сказал же, просто разговор. Не против?

– Нет, конечно, с чего бы вдруг? – спокойно ответил Алексеев, мысленно усмехнувшись – разговор по душам, значит? Вот так вот сразу? Ну, и ладно, так оно даже и проще – все равно он собирался раскрыться, так какая разница, сейчас или позже?

– Вот и хорошо. Знаю, что голоден, но с этим делом придется потерпеть. Морячки, как подальше от берега отойдем, чайком угостить грозились. Ну, а пока…