Михаил Ланцов - Консул Руси [litres с оптимизированной обложкой]

К сожалению, легион не был построен единым фронтом. Поэтому плотность обстрела оказалась не такой, какой бы Ярослав пожелал. Южный и северный отряды работали независимо. Да и венгры шли на них двумя большими крыльями, планируя сбросить в реку.

Поэтому фронтальная заминка привела лишь к тому, что напирающие сзади начали просто отворачивать в сторону и обходить с флангов комитатов, растягиваясь более широким фронтом. Что снижало плотность обстрела.

Потери, что удалось нанести в первые секунды, выглядели шокирующими. И во многом бы смогли обратить все войско в бегство. Если бы его получилось сконцентрировать. А так – венгры не просели по морали так сильно, как хотелось бы. Тем более что их боевой дух был в должной степени высок. Ведь они так же сражались за свою жизнь и свое будущее. Их вытесняли на запад. Их резали. Их давили. И для них эта победа, судя по всему, была бы шансом на успех. Надеждой на их выживание.

Выйдя на дистанцию шагов в тридцать-сорок, венгры начали обстрел из луков. Стараясь пройти по касательной к ощетинившемуся щитами и копьями построению комитатов. То есть действовали обычным для себя вариантом.

Стрелы полетели в обе стороны.

Однако шансов на успех у степняков не было. Их строй был слишком разреженным, из-за чего обстрел не выглядел плотным и деморализующим. Урон же от него по комитатам был ничтожным. Кольчуги, надетые на стеганые халаты, надежно защищали от стрел. Да, совсем накоротке степной лук мог пробить такую броню. Но даже в этом случае ранение вряд ли стало бы смертельным.

А ведь еще были и большие, крепкие щиты, которые неплохо прикрывали ордер от обстрела. И шлемы с развитой личиной, созданной по позднему римскому образцу из двух соединившихся на подбородке нащечников. В сочетании с козырьком это защищало лицо от стрел почти ультимативно.

Да, кое-кто получал ранения. И изредка даже тяжелые. Но – это было каплей в море, по сравнению с тем, ЧТО творили стрелы, снаряды пращи и дротики в рядах кочевников. Тут и убойность, и плотность, и психологический эффект. С тридцати шагов снаряд пращи, попадающий в дружинника, облаченного в кольчугу, надежно ломал ему ребра или отбивал ливер. Ведь никто в этом мире пока еще, кроме воинов Ярослава, не носил связку из стеганого халата и кольчуги. По миру она пойдет только в XI веке. Пошла бы. Теперь-то, конечно, все может произойти раньше…

А дротики – спики?

С такой дистанции они были страшны. Не так, как пилумы, конечно, брошенные в упор. Но кольчугу эти гостинцы пробивали надежно, углубляясь в нежное тело на добрые десять и более сантиметров.

Про лошадей же и говорить нет смысла. Досталось им… досталось…

Венгры пролетели так до Днепра и, отвернув от построения, отошли.

А комитаты продолжали обстрел. Всех, кто по той или иной причине остался в зоне поражения. Раненых или замешкавшихся.

Залп.

Залп.

Залп.

Методично работали фундиторы и матиарии.

Залп-залп… слитными пятерками отправляли свои стрелы сагиттарии. Из-за чего на поле боя что-то непрерывно стреляло. И стреляло густо, часто и очень опасно.

Сагиттарии выдавали по одному магазинному залпу очень высокой плотности в минуту. Фундиторы – по четыре обычных. Матиарии – по три.

Наконец все прекратилось.

Шокированные венгры стояли метрах в двухстах и смотрели на поле из побитых людей и лошадей, что окружало оба островка комитатов. Там, конечно, еще кто-то шевелился, но было понятно – все кончено. Легкораненых или хотя бы средних там не оставалось. Только «тяжелые» или бьющиеся в агонии тела людей и лошадей.

За очень непродолжительное время боя на них три раза обрушилось по тысячи стрел, пятнадцать раз по двести биконических снарядов пращи и дюжина сотен легких дротиков – спик. Свыше семи тысяч метательных снарядов за какие-то три минуты с гаком.

Отошло назад едва восемь сотен. Да и то среди них имелись раненые. Легко в основном. Какие-то кони хромали. А сотни две всадников так и вообще шли пешком. Все-таки копытное животное цель намного более крупная, чем сам всадник, а потому особенно уязвимая.

Всего какие-то три минуты назад перед Ярославом стояли полторы тысячи уверенных в себе и гордых конных воинов. Теперь же перед легионом находился перепуганный противник в стадии «побитой собаки». Но он не уходил. Видя это, Ярослав немного помедлил и, спустившись со своего корабля на берег, вышел немного вперед. И, выходя, усмехнулся. Он понял задумку Вардана.

Вышел он один.

Пешком.

Почти сразу от венгров отделился всадник в дорогом византийском клибанионе и приблизился к нему.

– Я не воевал с венграми, – громко произнес Ярослав на койне, когда его визави оказался достаточно близко. – Венгры не были мне врагами. Почему вы напали?

– Ты не враг мне, – произнес на довольно чистом койне переговорщик. – Мой народ умирает. И твоя жизнь – плата за его выживание, – сказал он и напрягся, сжимая рукоятку сабли.

– Не успеешь, – улыбнувшись, отметил Ярослав, кивнул на оружие.

– Я все же попробую. Все равно умирать.

– Почему умирать-то?

– Печенеги, собравшись с силами, оттеснили нас к болгарам, забрав наши пастбища. Победить болгар мы не можем. Как и моравов, в союзе с которыми сейчас болгары. Нам некуда уходить. Нам нечем кормить свои стада. Мы голодаем.

– Но при чем здесь я?

– Князь болгар предложил нам расселиться на его землях, если я принесу ему твою голову.

– Печенеги вас пропустили?

– Да.

– Им ромейцы заплатили?

– Да. Но это не важно.

– Как тебя звать?

– Альмош. Кто ты, я знаю. Тебя так точно описали, что не перепутаешь. А теперь к бою. Ты можешь дать приказ своим лучникам, и я умру. Но, если в тебе есть хоть капля чести, ты сразишься со мной. Ты дашь шанс моему народу.

– Победишь ты или нет – это ничего не изменит.

– Мне обещали!

– Тебе обещал князь болгар. Но не печенеги, которые только и ждут известия о битве. Ты разве не знаешь, что я бился с войском халифата, превосходящим вот это, – махнул рукой наш герой в сторону трупов, – в несколько раз. И победил, почти не понеся потерь. Тебя, друг мой, просто отправили на убой.

– Слово князя…

– Это просто слово князя. А печенеги тебе давали слово? Поверь, как только они узнают, что ты дрался с легионом, то набросятся на твои кочевья и вырежут их, отбирая стада. Ибо битва со мной означала, что ты ослаб настолько, что не в состоянии от них отбиваться. Болгары, может, и сдержат свое слово, но печенеги такого слова не давали. Я ведь прав? И ромейцы не давали. Ты обречен. Ты и твой народ. Тебя загнали в угол. И уже замахнулись, чтобы добить. И ты ничего с этим сделать не сможешь. Потому что сам загнал свой народ в смертельную ловушку.