Михаил Ланцов - Сотник (СИ)

Упал на колени и затянул «Боже Царя храни». Ту самую редакцию, что годом ранее Андрей представлял Иоанну Васильевичу. Особого хода она не получила по скромности Государя. Однако кое-кто из бояр да слуг дворцовых о ней ведал. Вот и выдал ее Сильвестру. А он не будь дураком — воспользовался в подходящий момент.

Начал он петь. А вслед за ним стал подтягиваться и остальной люд, накрученный им и его сподвижниками. И петь эти слова. Отчего Царь немало растерялся. Особенно когда кое-кто из поместных московской службы, начал слова подхватывать…

Спели.

И тут Сильвестр, подполз к коню Иоанна Васильевича и в стилистике Степана из Хитропоповки начал причитать, вещая о притеснениях великих, что творил митрополит «и свора его». А народ ему поддакивал. Гудел. Шумел…

Ловушка.

Простая и достаточно действенная.

Иоанн Васильевич прекрасно осознал, что Сильвестр сделал его заложником положения. Но сделать с этим ничего не мог. Из-за чего явившись в свои покои был вынужден отдать приказ об аресте митрополита и его людей…

— Прости, — тихо буркнул Царь Макарию, когда вечером того же дня зашел к нему в импровизированную камеру, в роли которой выступали довольно просторные и удобные палаты со всем необходимым. Но тот ничего не ответил ему. Отвернулся и уставился в маленькое духовое окошко, продолжив беззвучно шевелить губами и костяшками четок. Молился ли он на самом деле или нет — не ясно. Однако он всем своим видом дал понять — ему не до Царя, есть дела и поважнее.

А зря.

Очень зря.

Потому что Иоанна свет Васильевича это задело. Поругал бы — и то лучше было. Но нет. Он демонстративно им пренебрег. Отчего пробудил злобу и обиду. Да, Царь был достаточно осторожен и не отличался жестокостью. Но он был продуктом XVI века со всеми вытекающими последствиями. А ранее Новое время особым гуманизмом в нравах не отличалась…

Царь немного постоял. Подумал, глядя молча в затылок Макария. И не прощаясь, вышел.

Он шел сюда, чтобы объясниться. Чтобы совместно с митрополитом продумать, как им выкрутиться из сложившейся ситуации. Ведь никаких обвинений он пока не признал, пообещав во всем разобраться. Однако вместо старого союзника нашел здесь если не врага, то того, кто его презирает.

— В холодную его, — холодно процедил Государь, выйдя из палат, в которых расположили митрополита.

— Но… — хотел было возразить слуга, но осекся, увидев жесткий и решительный взгляд Царя.

— Немедленно! — прошипел Иоанн Васильевич. И решительным шагом удалился. Ни видеть, ни общаться более с Макарием он не желал…

1554 год, 21 октября, вотчина Андрея на реке Шат

Осень стремительно продвигалась, неуклонно приближаясь к зиме. Что в разгар Малого ледникового периода[1] было особенно заметно и волнительно. Так что, казалось бы — конец октября, но ощущался он уже скорее, как середина или даже конец ноября. По утрам подмораживало изредка, покрывая траву инеем. Но речная вода пока держалась и боролась за жидкое агрегатное состояние.

Люди же, предвкушающие холода, активно к ним готовились. Басню про стрекозу и муравья Андрей уже рассказал, и она обрела немалую популярность среди обитателей вотчины. Впрочем, не только ее одну, ему вообще частенько приходилось выступать спикером рассказывая разного рода истории. Где-то просто увлекательные. Где-то заставляющие задуматься. Но непрерывно. Впрочем, это уже совсем другая история.

Итак — вотчина оживленно шевелилась, бурля как вода в котле.

Располагалась она на мысу, образуемым изгибом реки Шат в том месте, где в XXI веке располагалась деревня Кукуй[2]. По правому берегу, примерно в 57 км выше по течению от тульского кремля и в 19 км — ниже Иван-озера, опять-таки по течению. Тула, правда, стояла на реке Упе, а вотчина — на Шат. Но в этом не было никакой сложности, ибо Шат являлась притоком Упы.

Судоходства по этим водным путям в понимании XXI века организовать было нельзя. Но на дворе стоял XVI век и крупные лодки длинной до 15 метров вполне могли ходить от Тулы до Иван-озера. На реке Шат, правда, хватало узостей всего в 5–6 метров из-за которых эти лодки не смогли бы там развернуться. Но и разливы имелись, да и далеко не во всем течении Шат была столь узкой, скорее наоборот.

Вотчина и окружающие ее земли поместья, располагались на самом южном «берегу» России. Во всяком случае в этих краях. Восточнее то имелись уже владения и в Хаджи-Тархане. Но здесь, по округе, южнее поместий и тем более вотчин ни у кого более не наблюдалось. Точнее ранее они там стояли. Но в 1552 году как погорели, так и не возрождались. Впрочем, несмотря на такое пограничное положение, в вотчине было спокойно. Степняки после событий 1553–1554 годов достаточно настороженно относились к этому направлению. Особенно после того, что Андрей устроил в 1554-ом…

И это позволяло спокойно работать.

Ключевые организационные вопросы с управлением Андрей к этому времени уже решил. Все-таки вотчина не завод имени Лихачева и представлял собой нечто едва выходящее за рамки малого бизнеса. Поэтому к 21 октябрю парень в плане реорганизации управления занимался преимущественно контролем, отслеживая и корректируя то, как выполняются его инструкции. Единственным направлением в этом управленческом проекте, которое требовало постоянного внимания с его стороны, оказалось образование. Всех этих новоявленных управляющих разных рангов, требовалось обучать хотя бы элементарным вещам. И никто, кроме него это сделать не смог.

Андрей все-таки слепил учебники.

Во главе угла встал, конечно, букварь. Ибо не умение читать обрубало почти все пути к учености. Пусть даже и самой элементарной. Местных наработок по этому вопросу парень не знал. Поэтому опирался на то, с чем сталкивался в собственном детстве. В той степени, в которой он вообще это все помнил. Как несложно догадаться, память его изрядно подводила, поэтому приходилось опираться преимущественно на здравый смысл.

Первый раздел букваря состояла из блоков, посвященных буквам. Не всем. Дубли, которых в русской письменной традиции уже получилось много, он не стал выделять. Просто выбрал «правильные» на его взгляд. И проработал их в привычном для XX–XXI веках ключе. А Марфа снабдила все это художество еще и рисунками в стиле скетча, которым владела, чтобы даже без учителя можно было разобрать — где какая буква. Второй раздел букваря он посвятил слогам и складам. И, наконец, обратился к словам. Далее же, в четвертом разделе, он разместил маленькую хрестоматию для чтения в которой использовал самые, что ни на есть простые, но осмысленные выражения, снабдив их скетч-иллюстрациями.

Надо сказать, что иллюстраций вообще было много. Даже, скорее, очень много. В среднем половина страницы заполнялась именно графикой. А в первой же части, посвященном буквам, иллюстрации так и вообще достигали семидесяти-восьмидесяти процентов информации.