Михаил Ланцов - Сотник (СИ)

— А чего ты свое подворье в Туле не поставишь? — спросил отец Афанасий Андрея, когда тот с ним прощался. — Я рад, что ты останавливаешься у меня. И всегда приму. Но сотник уже не мальчик. Ему свое подворье иметь нужно. Да и деньги есть. Пора бы уже.

— А где его ставить, отче? В кремле мне земли не выделят. Там все занято.

— Как не выделят? — удивился Афанасий. — Надысь с воеводой толковали о том. Тебе предложили там строится, а ты отказался.

— На том клочке земли мне не развернуться. Только будку собачью ставить разве что.

— Будку? — еще больше удивился священник. — А сколько тебе нужно?

— Много отче, много. Сам же видишь — дела закипают. Из-за чего в кремле своего я не получу. Обид или каких-то глупых надежд на то у меня нет. Там просто мало земли. А вне кремля — дело не быстрое и очень непростое. Подворье ведь ставить нужно укрепленное, на тот случай если татары с большим войском придут. Сам говоришь — не мальчик уже, а ставить новое взамен пожженного раз за разом именно что удел малышей неразумных.

— Ой ли?

— Давно бы туляки в складчину земляной вал вокруг посада поставили. Большой. Чтобы татарам не повадно было нажитое непосильным трудом жечь да грабить. Но я с тем возиться не хочу. Мне и с полком бед хватает.

— Хм… А если вне кремля, то где бы ты хотел его поставить?

— Да на старом городище, — произнес Андрей, имея в виду то место, где позже возникнет сначала поселение мастеровых оружейных, а потом и завод Демидовых, переросший в последствии в ТОЗ.

Понятное дело, что в 1554 году там даже ландшафт был другой.

Само древнее городище, построенное на слияние Упы и Тулицы[1] оставили уже в середине XII века, перенеся крепость и город на левый берег Упы. Туда, где и ныне стоял кремль. Правый же берег использовался только в хозяйственных целях — для огородов и покосов. И так дела обстояли до 1595 года, когда оружейных мастеров из Дедилова по указу Царя Федора Иоанновича переселили в Тулу и разместили на слиянии Упы и Тулицы.

В те годы там большого острова еще не было, просто потому, что он искусственен. И появление его связано с хозяйственной деятельностью Никиты Демидова в конце XVII века. Но то уже совсем другая история.

— А не боишься там селиться?

— В кремле мне все одно места не хватит.

— А чего не тут, на этом берегу Упы.

— Раздолья нет. Да и река мне малая нужна. А там Тулица течет — самое то.

— Зачем?

— Плотину там поставлю да колесо водяное для нужд мастеровых. И стену земляную поставлю для защиты от татар. А ее лучше на стрелке воздвигать. Легче и защиты больше.

Андрей не врал.

Он просто не договаривал, планируя развернуться на этой площадке похлеще Никиты Демидова. Говоря плотину, он держал в уме знаменитый Демидов пруд с зеркалом в 40 гектаров. Он ведь покрывал преимущественно болотистые ничейные земли. Посему и вопросов к нему вряд ли возникнет. Наоборот все только обрадуются, если он изведет болото, столь близко лежащее к Туле.

Разумеется, повторять ошибку Демидова Андрей не собирался. И земли перед заполнением пруда он планировал подготовить. Расчистить. Углубить. Да и потом чистить, благо, для пруда с чистым дном без коряг и плавным понижением уровня это не представляло никаких технических сложностей.

— Хорошо, — после некоторой паузы кивнул отец Афанасий. — Я постараюсь сговориться. Не думаю, что кто-то будет против. Особливо если ты еще и укрепление там какое поставишь.

На том и сговорились.

Видимо требовалось время, чтобы согласовать такие вопросы. Ведь Андрей явно заявил определенные претензии на размах, и священник это понял. А значит вряд ли такой вопрос станут решать на местах…

Но стройка в Туле — дело далекое. Вряд ли раньше следующей весны к таким делам получится приступить. А вотчина вот оно — уже насквозь родное.

Парень подъехал к деревянному мосту через реку Шат и едва не заслезился. Откуда такие эмоции? Он не знал ответа на этот вопрос. Однако чувства были. И сильные.

Их заметили.

Издали.

И встречали. Выехал Петр с небольшой свитой сопровождения. Он так все лето и просидел в вотчине, выступая своего рода начальником охраны и командиром сводного гарнизона в одном флаконе.

Марфа ждала в крепости.

— Жив, — радостно произнес Петр, подъехав к Андрею ближе.

— Не дождетесь, — также радостно оскалился он.

— Мы уж тут слышали про битву. Агафоновы люди на лодках приходили. Сказывали. Не сильно тебя помяло?

— Коня убили.

— А я-то смотрю, нет его… мда… Добрый конь был.

— Дорогой…

А пока они болтали, купеческие лодки «парковались» возле деревянного причала. Его еще оборудовать и оборудовать. Но пока и это годилось, облегчая и фиксацию лодок, и их разгрузку.

Марфа вышла из ворот земляной крепости, держа ребенка на руках.

Ее муж вернулся.

И она при этом пережила эмоции близкие к катарсису. Потому что в эти времена женщина без мужчины была ничем и звали ее никак. Особенно в той ситуации, в которой их семья оказалась. А тут такие новости. Серьезная драка. Ранен. Везли на носилках. Медицина в эти годы была мало результативна, скорее помогала преставиться, нежели выжить, поэтому она переживала не на шутку. И теперь, увидев мужа живым, довольно бодрым, да еще на коне испытала целую гамму позитивных эмоций.

Он подъехал ближе.

Лихо соскочил с коня. Поморщившись от раны. Ногу ему в том бою у Селезневке все-таки зацепило.

— Как ты? — тихо спросил парень, обняв жену так, чтобы ребенок оказался между ними.

Малыш немного запищал. Но почти сразу притих, начав ощупывать ручкой лицо отца. Его он узнавал и тянулся к нему, хотя в этот раз и не признал с первых секунд.

— Слава Богу не хвораю. Да и сынок наш здоров. Кушает, какает, спит, кричит, в общем, ведет полноценную, насыщенную жизнь.

— Я рад, — вполне искренне произнес парень и чуть подавшись вперед поцеловал ее. Отчего сын запищал, так как его слегка прижали их телячьи ласки.

— У меня для тебя сюрприз.

— Сюрприз? Что-то случилось?

— Пойдем, — произнесла она и, пошла в глубину крепости.

Андрей отдал поводья своего коня кому-то и последовал за ней.

Они зашли в одну из подсобок. И подошли к чему-то накрытому холстиной.

— Сними.

— Что это?

— Сними и увидишь.

Муж послушался ее. Откинул холстину и от удивления присвистнул. Перед ним на станке располагался самый что ни на есть обычный ковер с узором «белая роза», типичным для южного Дагестана. На юге Дагестана уже в XII веке ткали ковры, опираясь на персидскую технику и традицию. Однако наивысшего расцвета это ремесло достигло к XIX веку, когда сформировались центры и узоры, ставшие известные на весь мир.

— Откуда сие?

— Я сделала.

— Ты?! — немало удивился Андрей. — Пояснишь?