Алексей Янов - Запад-36

— Если бы запёршиеся в детинцы литовцы обладали достаточными силами, то они навряд ли стали бы разрушать своими руками собственный город, попытались бы дать нам там бой, — высказался Аржанин, бывший комбат четвёртого батальона, а ныне полковник седьмого Можайского.

— Наверное, ты прав! Не думаю, что в детинце заперлось более тысячи вооружённых.

— Верно! Настоящих воев там не больше сотни, а остальные — наспех вооружённые ополченцы, — авторитетно заявил начальник разведки Душило.

— Откуда знаешь? — удивился Вертак, командир тринадцатого Минского.

— Сужу исходя из расспросов пленных и по другим косвенным признакам. Владетель этого города и всей близлежащей местности кунигас Викинтас. О его силах нам известно очень многое, информацию собирали обо всех литовских князьках ещё с прошлого года. Этот кунигас участвовал в бою у Новгородка вместе с войском Миндовга. Вопрос заключается только в том, сколько воинов сумели вернуться домой, но их там не больше нескольких сотен, дружинников не больше полусотни — сотни!

— Глянь — ка ты! — воскликнул Олекс, — похоже, князёк направил к нам послов!

Из приоткрывшихся ворот выехала конная процессия в составе трёх всадников — ближников кунигаса.

Условия для подобных переговорных случаев государь выдвинул прям — таки драконовские. Все литовцы желающие присягнуть Смоленску и его государю должны были не только принять православие, но и отказаться от княжеских титулов, перейдя в боярское сословие, а самое главное — со всеми своими челядинниками переехать в новую вотчину, что им государь выделял во внутренних уездах Смоленской Руси. Только приняв и выполнив эти условия, литовцы могли избежать боя с подошедшими русскими войсками. Дальнейшая практика показала, что выполнять подобные требования соглашались в среднем только один из пяти литовских вельмож. Кунигас Викинтас, здесь, в данном конкретном случае, не стал этим редким исключением. Послы поспешно отбыли восвояси ни с чем, но зато крайне обозлённые, оскорблённые такими безумными и циничными с их точки зрения условиями сдачи крепости.

Литовцы и русские принялись готовиться к неизбежному боевому столкновению, но каждый по — своему. Литовцы активно привлекали к работам мирное население города: затаскивались на крепостные стены камни, предназначенные для метания во врагов, поднимались котлы с кипящей смолой, что должна, по замыслам кунигаса, пролиться на головы захватчиков. Русские же устанавливали на позиции тяжёлую осадную артиллерию, скапливали в отдельных точках местности свои полки с авангардными штурмовыми подразделениями.

Наконец, грянул гром пушечных раскатов, сопровождаемый свистящим ливнем стрел и болтов. Ядра осадных единорогов насквозь прошивали проезжую башню детинца, её балки разламывались и рассыпались, башня стала заваливаться прямо на глазах. Если дружинники кунигаса уже имели возможность наблюдать и даже почувствовать на собственной шкуре действие русской артиллерии, то для простых ополченцев она стала самым настоящим откровением, ужасным и страшным откровением. Хоть жители городка уже и были наслышаны о русских пушках, и даже получили соответствующие инструкции как себя вести под огнём порождений Перунаса, но эти их знания, с приливом обуявшего всех защитников панического ужаса, бестолку потонули втуне. Шумно обрушившаяся башня мигом согнала со стен детинца последних смельчаков, оголив и разрушив всю и без того хлипкую систему обороны города.

Штурмовые колонны, напичканные до отказа огнестрелом, под редкие хлопки ружей, одна за другой входили в словно обезлюдевший замок, практически не встречая на своём пути никакого серьёзного сопротивления. Прямо на обрушенные брёвна башни выстилались доски по которым, на верёвках, катили трёхфунтовые пушки. Литовская конница рискнувшая атаковать вторгшиеся в замок войска сейчас мчалась в обратном направлении. Одичавшие от ружейных залпов кони волочили по мостовым зацепившиеся за стремена трупы или опрокинувшихся навзничь в сёдлах полуживых дружинников.

А в городе уже начали собирать полон. Отделения пехотинцев врывались в прячущиеся за частоколами дома. Выгоняли на улицы женщин, сжимающих в руках громко плачущих детей. Вслед за ними из домов выкидывали сундуки с одеждой, продукты в бочках и горшках. Рискнувшие оказать сопротивление замертво падали под мечами, роняя дубины, копья и ножи на землю.

Запуганных женщин, мужиков, девушек, парней и детей сгоняли в толпы, их окружали гарцующие на конях ратьеры и гнали несчастных пленников к воротам и дальше к реке. Там, у вбитых в берег ряжей, уже стояли, кренясь на волнах, огромные дощаники. Людей ожидало рабство. Лодейщики набранные из городских ополченцев, посошной рати и отрядов ГОПа глумились над полоняниками, размахивая плетьми, и мысленно подсчитывали свои барыши. Ведь все полоняники с этого дощаника будут бесплатно розданы в вотчины минским и полоцким боярам. Но опять же, полоняники разные, ведь боярину можно и худую девку всучить, а можно здорового крепкого холопа за малую мзду подсунуть…

Вскоре мне доложили, что во второй половине дня Бержанис был взят в ходе скоротечного штурма. А уже днём следующего дня в лагерь стали прибывать первые повозки с провиантом и стада животных, предназначенных на заклание. Таким не хитрым способом регулярно пополнялись наши продовольственные запасы. Сюда же, к причалам, стали приходить огромные колонны литовцев, конвоируемых под охраной. Отдельные партии полоняников, потенциально склонных к побегу, грузились в трюмы дощаников, семьи с малолетними детьми отправлялись вдоль берега реки в пешем порядке.

В захваченном городе разместился сороковой батальон четырнадцатого Минского полка. Задачи перед этим контингентом были поставлены стандартные для таких случаев — взять под контроль округу и продолжить выводить полоняников в земли Смоленской Руси. Следующим этапом должно стать заселение этих мест русскими колонистами, в первую очередь семьями городских ополченцев Минской и Полоцкой областей. Также, в ограниченном масштабе, предполагалось привлечь запасников состоящих в «посошной рати». В первую очередь из этих категорий поселенцев планировалось организовать в этом пограничье нечто вроде хорошо вооружённой ландмилиции.

Далеко не до всех литовских городков можно было добраться по руслам рек. Некоторые из них прятались в лесной глуши, поэтому, бросая галеры, приходилось в буквальном смысле прорубаться по суше, орудуя в окружении непролазных бурьянов бердышами и топорами. Густые заросли на пути войск то и дело отягощались непроходимыми рвами, оврагами и топкими болотами. Для преодоления этих природных препятствий сооружались мосты и прокладывались гати. Дневные переходы воеводы старались рассчитать таким образом, чтобы ставать на ночь лагерем в захваченных деревнях.