Виктор Тюрин - 1918 год: Расстрелянное лето [litres]

«Через пару дней окончательно сойдут следы побоев, опять буду красавчиком, а там и девочки на шею будут вешаться», – иронически подумал я, глядя на свое отражение.

Сунул кольт М1911 под китель, за пояс брюк, а запасную обойму опустил в карман. Снова посмотрел на себя в зеркало: прикрытое кителем оружие чуть слегка выпирало и было заметно лишь для опытного взгляда, после чего я вышел из номера. Номера с приказчиком мы получили на одном этаже, и когда я проходил мимо его комнаты, дверь оказалась чуть приоткрыта. Невольно прислушавшись, усмехнулся: супруга во весь голос ругала бедного приказчика.

Спустившись вниз, пошел к стойке портье. Молодой человек с бледным лицом, маленькими усиками и жуликоватыми глазами сейчас объяснял что-то пожилой паре, но только я подошел, как они, видно узнав, что хотели, пошли к выходу.

– Как жизнь в славном городе Ростове? – поинтересовался я.

Молодой человек от скуки, а значит, с явным удовольствием, поделился последними новостями родного города. От него я неожиданно узнал, что с приходом немцев к ним пришел порядок. Снова заработали банки и магазины. Рассказал, что когда уже слышалась канонада приближающейся немецкой артиллерии, в городе было объявлено, что все магазины и склады частных владельцев должны быть открыты. Большевики подъезжали с грузовиками к каждому магазину и забирали все, что было возможно. При малейшем сопротивлении открытому грабежу владельцев расстреливали на месте.

– Сам видел, как Казю Яхимсона расстреляли в дверях его собственного ювелирного магазина. Просто жуть, что тогда творилось в городе. Эти большевики еще те звери, хуже, чем уголовники, поверьте мне, ваше благородие.

– Что, много в городе уголовников?

– К сожалению, да, ваше благородие. Просто беда нашего города, – портье придал себе скорбный вид, но уже спустя секунду на его лице появилась хитрая улыбочка. – Не желаете марафет? Девочек?

– Марафет – нет, а насчет девочки можно подумать. И еще. Если у тебя появились какие-то нехорошие мысли в отношении меня – гони их прочь, – я добавил свое предупреждение после того, как заметил его скользкий, шарящий по мне взгляд.

– Как вы могли такое подумать, ваше благородие. Чтобы я…

– Я уже понял, что ты очень хороший и честный человек, а торгуешь марафетом и девочками только для того, чтобы прокормить стареньких родителей. Так?

– Как вы догадались, ваше благородие? – с ехидством поинтересовался портье.

– Все очень просто. У тебя, парень, самые честные глаза во всем городе. Теперь мне скажи, где тут поблизости есть банк?

Еще спустя полтора часа я вышел из банка, где оставил на хранение все свои драгоценности и золото. Немного погуляв по улицам, вернулся в гостиницу и почти столкнулся на входе с Нетлиным. Он растерялся, мгновенно вспотел. Сняв котелок, стал вытирать лицо платком.

– Как съездили, Семен Евграфович? Надеюсь, ваш отчет о делах хозяину понравился? – поинтересовался я.

– Хорошо съездил. У меня всегда дела в полном порядке. Мною всегда были довольны, – быстро зачастил приказчик. – Извините, но мне надо идти. Обещал жене…

– Только один вопрос, – только я успел это сказать, как Нетлин напрягся, а на его лице появилось мученическое выражение «за что мне все это, Господи». – Как рано встает Владимир Тимофеевич?

– Ах, это! – лицо Нетлина сразу разгладилось. – Хозяин рано встает! С петухами! Привычка у них такая, смолоду.

– Больше не смею вас задерживать, Семен Евграфович.

Рано лег – рано встал. В шесть утра я был уже на ногах. Приведя себя в порядок, я вышел из гостиницы, провожаемый недоуменным взглядом ночного портье, а затем за двадцать минут, неторопливым шагом, подошел к особняку. Подозвав Митьку, который оказался во дворе, я приказал доложить о себе. Хозяин дома принял меня в богато обставленном кабинете. На столе лежала папка с документами и на первый взгляд не представляла ничего особенного, если не считать лежавшего под ней пистолета. Только внимательный взгляд мог заметить, как выдается вверх ее средняя часть. Из массивной мраморной чернильницы торчала перьевая ручка. На левой стороне стола стояла средних размеров фотография в рамке.

– Вы рано сегодня! – ехидно усмехнулся хозяин кабинета, решив не придерживаться даже элементарных правил приличия. – Что, совесть спать не дала, поручик?!

– И вам здравствуйте, Владимир Тимофеевич. Если вы успокоились, тогда давайте поговорим как взрослые люди.

– Как я вижу, даже приоделись, – продолжил издеваться хозяин дома, – вот только в одежку с чужого плеча. А ведь раньше гоголем ходил, красавчик! Кто же тебе так физиономию разукрасил?!

– Вы кого-то ждете? – неожиданно поинтересовался я.

– Я? С чего вы решили? – при этом Владимир Тимофеевич явно напрягся.

– Да знаю я, с кем вы договорились встретиться, вот только никак не подумали, что приеду столь рано, – решил я подтолкнуть разговор. – Вот только я уйду раньше, чем они прибудут.

– Никуда вы не уйдете! – его рука дернулась к оружию и тут же замерла, так как ему в лицо смотрело дуло пистолета.

– Похоже, вы все никак не успокоитесь, но мне, собственно, все равно, в каком вы сейчас состоянии. Слушайте меня внимательно. Повторять не буду. Я действительно потерял большую часть памяти, поэтому вы будете исходить из этого, но это не говорит о том, что я потерял совесть. Я согласен вам помочь, насколько это будет в моих силах, в поисках вашей дочери. Если надо, отправлюсь обратно в Москву. У вас есть какие-то новости о ней?

Хозяин дома с минуту ошарашенно смотрел на меня, словно видел сейчас не поручика Беклемишева, а какое-то диковинное животное, в которое тот только что превратился.

– Голос и лицо его, но ведете вы себя точно не как он, – наконец, с сомнением в голосе произнес хозяин дома. – А вы точно… тот самый поручик?

– Дьявол! Я частично потерял память, а значит, часть прежнего поручика, которого вы знали, утрачена. Неужели непонятно?! – сейчас я изобразил злость, так как считал, что она наиболее уместна в переломный момент нашего разговора.

Может, хозяин заводов, домов, пароходов и был большим докой в промышленно-торговом деле, но в актерской игре он ни черта не смыслил, приняв проявление моих чувств за правду. Умение влезать в чужую душу, подтолкнуть человека в нужном тебе направлении мысли, выказать искреннюю заинтересованность, тем самым заставить поверить себе – все это необходимо для того, чтобы, находясь в невыгодной ситуации, переломить ее, повернув на свою сторону. Именно это я провернул прямо сейчас. Миллионер пару минут думал над моими словами, подкрепленными, как он думал, искренними чувствами, и потихоньку стал прозревать, то есть стал думать в том направлении, в котором я его подталкивал.