Виктор Тюрин - 1918 год: Расстрелянное лето [litres]

– Пока не знаю. Беклемишев Вадим Андреевич. Поручик-артиллерист. Мне сказали, что я могу здесь найти штаб-ротмистра фон Клюге.

– Вы, наверно, хотели сказать полковника фон Клюге.

«Так и знал».

– Да-да, полковника, – поправился я. – Так он здесь?

– Пройдите, господин поручик. Там вам скажут.

В широком и прохладном вестибюле меня снова остановили. Здесь недалеко от входа стоял большой письменный стол, за которым сидели подпоручик и солдат-писарь. На столе кроме бумаг и чернильницы стоял телефон. Сейчас у стола стояло три человека. Два совсем молоденьких парня с вещмешками за спиной и человек средних лет, с военной выправкой, держащий саквояж. Кроме них находился юнкер с повязкой «дежурный» на рукаве. На поясе у него висел штык-нож. Он был совсем молоденький, поэтому все происходящее воспринимал со значением и важностью. Вытянувшись, он отдал честь, а потом спросил:

– Здравия желаю. Вы кто и к кому направляетесь?

– Поручик Беклемишев. Мне нужен полковник фон Клюге.

– Он знает о вашем приходе, господин поручик?

– Нет.

– Тогда вам придется немного подождать, – сказав, он отошел к столу и поднял трубку. После короткого разговора дежурный снова подошел ко мне и показал рукой на широкую лестницу, ведущую на второй этаж: – Второй этаж, направо, самая дальняя дверь, господин поручик.

Открыв дверь, я как-то сразу понял, что это бывший кабинет хозяина дома. Фон Клюге находился здесь, в компании двух офицеров, капитана и подполковника. У моего знакомого, как и у остальных офицеров, на плечах были золотистые погоны, только без звездочек, с двумя просветами.

«Действительно, полковник».

Не успел я хоть что-то сказать, как с дивана поднялся бывший штаб-ротмистр, а ныне полковник и громко сказал:

– Господа, разрешите вам представить человека, о котором я вам рассказывал. Поручик Беклемишев!

Офицеры поднялись. Я заметил, что стоило мне переступить порог, как подполковник, сидевший за столом, чисто автоматически перевернул лежащие перед ним бумаги, а капитан сразу напрягся, хотя ситуация была явно безобидной. Даже узнав, что я – это тот человек, который бежал с полковником от большевиков, оба офицера не сильно расслабились, при этом было видно, что сейчас они ко мне присматривались, цепко, внимательно и даже несколько настороженно.

«Непростая компания», – подумал я, проходя в кабинет.

Вставшие со своих мест офицеры подошли и стали представляться. Спустя несколько минут я познакомился с подполковником Стешиным Николаем Степановичем и капитаном Бургомистровым Андреем Феоктистовичем. Недаром говорят, что глаза – зеркало души, вот и сейчас по ним было видно, что их радость не напускная, но при этом были насторожены и внимательны. Они не доверяли мне полностью, и я их понимал, так как в своей прошлой жизни, так и в новой, тоже никому не доверял полностью.

Подполковник был еще крепким, несмотря на возраст, офицером. Круглое лицо с окладистой бородой, чуть навыкате глаза, нос с горбинкой. Капитан, лет сорока, имел серые глаза и обладал роскошными усами а-ля Николай II. После знакомства я сказал:

– Извините, господа, что помешал вашей беседе, но если возможно, то я ненадолго заберу Михаила Генриховича.

– Нисколько не помешали, поручик, – ответил мне подполковник. – Говорите, сколько душе угодно, но потом обязательно возвращайтесь к нам. Михаил Генрихович нам столько успел про вас рассказать, что мы просто настаиваем на нашей общей беседе. Надеюсь, вы не будете против?

– Не буду, Николай Степанович.

Выйдя из кабинета, полковник повел меня на другую сторону дома. Остановившись у одной из дверей, достал ключ, щелкнул замком, и мы вошли в почти пустую, плохо обставленную комнату, которая была наполовину меньше того кабинета. Стол, пара стульев, на столе лампа.

«Бывшая комната для прислуги, а сейчас, похоже, допросная. Впрочем, сейчас узнаем точно».

– Извините, за скудость обстановки, поручик.

– А когда в допросной комнате диваны стояли? – вопрос был чисто риторическим.

Полковник ничего не ответил, просто усмехнулся и сказал:

– Прошу садиться.

После того как я устроился на стуле, он тоже сел.

– Думал, что вы появитесь позже. Намного позже. Или… вообще не появитесь.

– Появились срочные обстоятельства, господин полковник, требующие вашей помощи. И сразу вопрос: следующий раз, когда мы с вами увидимся, вы, наверно, будете в генеральском звании?

– Нет. Это мое нынешнее звание. В свое время я действительно был штаб-ротмистром… Впрочем, все это неважно. Так вы зачем-то пришли ко мне?

– Сегодня утром у меня состоялся разговор с отцом Тани. Несмотря на излишнюю эмоциональность со стороны хозяина дома, мы все же пришли к общему согласию. Подробностей еще не знаю, но начальный пункт – Царицын. Дальше пока непонятно.

– Кто отец вашей девушки? – неожиданно заинтересовался полковник.

– Ватрушев Владимир Тимофеевич.

– Так это по поводу вас собирались послать наряд в его особняк?

«Я угадал. Значит, добровольцы».

– Возможно, – при этом я усмехнулся. – Вот только вы откуда об этом знаете?

– Краем уха услышал. Дескать, приехал аферист и собирается шантажировать всем известного человека, который к тому же оказывает всяческую помощь добровольцам. Так что вам от меня нужно?

– Если придется ехать в Москву, то, как мне кажется, вы могли бы мне помочь. У вас должны остаться в Москве связи, и мне хотелось бы, при необходимости, ими воспользоваться. Ватрушев готов финансировать нашу экспедицию весьма основательно, поэтому все услуги будут щедро оплачены.

– Связи? Вы меня удивляете, поручик. В Москве сейчас власть красного быдла, и те мои знакомые, кто остался, говорят даже шепотом при закрытых на ключ дверях.

– Могу предположить, глядя на ваши погоны с двумя просветами, что у вас немалый чин… полученный в корпусе жандармов. Отсюда и связи в определенных кругах у вас должны быть соответствующие и основательные.

– Очень интересно. А почему вы, поручик, решили, что я имею отношение к жандармерии?

– Вы, Михаил Генрихович, за время нашего знакомства почему-то очень старались меня убедить, что вы просто армейский офицер и не имеете никого отношения к… разведке или контрразведке. Вы много говорили о лошадях, тем самым подчеркивая, что вы заядлый кавалерист, хотя при этом мало хвастались пьяными кутежами и победами над женским полом, то есть ваши рассказы выглядели однобоко, но при этом на тупого службиста явно не тянули. У меня только закрались подозрения в отношении вас, а вот окончательно они сформировались во время веселой пьянки в компании офицеров гетмана. Там было три офицера, два кавалериста и один офицер – контрразведчик. Так по типу поведения вы были близки к контрразведчику, хотя при этом старались выглядеть рубакой-кавалеристом. Еще один момент. Вы постоянно прерывали своего приятеля, стоило тому только углубиться в воспоминания. Похоже, он мог кое-что сказать лишнее о вас, что вы не хотели бы обнародовать. Позже, на станции, вы сказали весьма неплохую речь перед офицерами, ловко играя на человеческих чувствах. Причем явно импровизировали. О чем это говорит? О гибком и живом уме. И последнее. Стоило мне зайти в кабинет, как подполковник чисто автоматически перевернул лежащие перед ним документы. Так поступают люди, постоянно работающие с секретными бумагами. А кто у нас работает с ними?