Виктор Тюрин - 1918 год: Расстрелянное лето [litres]

– Спасибо. Вы свободны, – отпустил я метрдотеля.

Он кивнул головой, повернулся и, видно только сейчас окончательно отойдя от шока, кинулся к кучке продолжавших стоять в растерянности официантов.

– Чего стали, раззявы! Семен, чего стоишь, дубина! Михалычу помощь окажи, вишь голову ему разбили! Тимка, звони в больницу и в комендатуру! И как можно быстрее уберите отсюда всех этих душегубов!

– Господа и прекрасная дама, добрый вечер! – короткий кивок головой и щегольской щелчок каблуками тело выдало само, на автомате. – Беклемишев Вадим Андреевич. Не имею чести вас знать, прелестная дама, но уже рад нашему знакомству.

– Надежда Михайловна Доморацкая, – нежным голоском произнесла девушка. – Я тоже рада знакомству со столь мужественным и хладнокровным офицером. Умеете вы, Вадим Андреевич, производить впечатление на девушек.

Причем ни испуга, ни особого волнения в ней не чувствовалось, за исключением легкого румянца на щеках и учащенного дыхания, да в глазах плясали озорные чертики. Словно все, что сейчас произошло, ее возбудило.

– Это я от испуга, поверьте мне, Надежда Михайловна. Как увидел…

Меня прервал неожиданно раздавшийся громкий голос метрдотеля:

– Господа и дамы! Ресторан в качестве извинения за этот инцидент дарит каждому столу бутылку шампанского!

– Садитесь, поручик, – пригласил меня подполковник.

Сев, я бросил взгляд на стол. В середине стояла селедочка, обложенная лучком и политая маслом, а по бокам – несколько тарелок с закусками. Мясное ассорти, горка маленьких пирожков на блюде, грибочки, квашеная капустка, огурчики. В центре – графин с водкой и бутылка вина. Не успел сесть, как из глубины зала раздался густой мужской бас:

– Господа и дамы!! Предлагаю благородному обществу выпить за наших храбрых офицеров, нашу надежду и опору в битве с большевистским отродьем!!

Я слегка повернул голову. В глубине зала над столиком возвышался полный, высокого роста, мужчина, державший в лапище стакан с водкой:

– До дна, господа и дамы!

Зал наполнился шумом отодвигаемых стульев. Вся мужская часть посетителей поднялись со своих мест и дружно выпили. Дамы, как я заметил, не отстали от мужчин, опрокидывая бокалы и рюмки. Официанты уже убрали трупы и раненых, вытащив их на улицу, и теперь один из них замывал кровь на выходе. Как я успел заметить, только небольшая часть гостей, расплатившись, покинула ресторан. Остальные посетители, возбужденные пролитой кровью, нервничали, излишне громко выкрикивали тосты, смеялись с нотками истерики. Певица, вернувшись на сцену, внесла свою лепту в общую атмосферу, запев неизвестную мне патриотическую песню:

Как только она начала петь, в зале мгновенно наступило строгое и торжественное молчание, а кое-где женщины стали прикладывать платочки к глазам. Подполковник, сидевший напротив меня, подался вперед.

– Поразительно, Вадим Андреевич. Никогда не видел подобной меткости, а главное, такого самообладания, как у вас. Михаил Генрихович много о вас рассказывал… Хотя и знаю, что полковник не склонен к преувеличению, но привычка верить всему сказанному у меня осталась в далеком детстве. Вот только теперь даже не знаю, что о вас и думать. М-м-м… Знаете, я все же решил вам помочь с документами, но только не подумайте, что это случилось из-за вашей героической стрельбы. Просто у меня сегодня был долгий и обстоятельный разговор с полковником, после которого посчитал, что, похоже, сделал в отношении вас преждевременные выводы. Если вы завтра заглянете ко мне, то думаю, нам будет о чем поговорить.

– Завтра, к десяти утра, я должен буду быть у Ватрушева. Когда закончится наша беседа, не знаю. Еще. Мне, наверно, придется ехать в Царицын.

– Так это просто здорово! – неизвестно чему обрадовался подполковник. – Значит, я буду вас завтра ждать, Вадим Андреевич.

– Мужчины, хватит о делах говорить. Дама желает веселиться. Развлекайте!

Певица словно услышала ее, притопнула ножкой и запела уже фривольную песенку:

– Милая Надя, простите меня, – произнес барон, – но прямо сейчас я хочу произнести мужской тост. Во славу русского оружия!

Не успел он это произнести, как из-за столика, где сидели молодые офицеры, внесшие свою лепту в уничтожение банды, раздался дружный крик молодых голосов:

– Во славу российского оружия!!

Зал сразу разразился криками:

– Виват! Ура! Слава!

В этот момент к нашему столу подошел официант с подносом, на котором стояла бутылка коньяка и шампанское:

– С нижайшим поклоном от ресторана. Изволите принять?

При виде его фон Клюге насмешливо буркнул:

– Началось. Ставьте.

После того как бутылки утвердились на столе, официант поинтересовался:

– Господам горячее сейчас нести или еще подождать?

– Несите, – теперь уже ему ответил подполковник.

Только мы успели выпить, как появился другой официант, неся на подносе коньяк, шампанское, фрукты и шоколад.

– От благодарного купечества! – торжественно провозгласил официант.

Спустя пять минут нам принесли еще один такой поднос, но теперь от благодарных горожан. Официанту пришлось немало потрудиться, чтобы установить на столе новое пополнение из бутылок и тарелок. Вечер прошел, не считая инцидента с бандитами, легко и весело. Публика лихо и возбужденно веселилась, избавляясь от остатков страха и напряжения. После того как певица спела какой-то сентиментальный романс и публика какое-то время запивала вином и водкой нахлынувшие на них чувства, вдруг неожиданно откуда-то появилась гармошка, и какой-то молодой купец пустился в пляс со свистом и присядкой под залихватские выкрики подвыпившей публики.

Когда мы собрались уходить и подозвали официанта, вместо него неожиданно пришел метрдотель:

– Оплачивать ничего не надо. Все за счет заведения. Я рад, что вам у нас понравилось, господа. Вы всегда будете у нас желанным гостем, господин поручик.

Когда мы вышли из ресторана, то ни трупов, ни каких других следов побоища уже не было, только невдалеке стоял усиленный немецкий конный патруль, состоящий из офицера и шести солдат. Меня уже проинформировали, что германское командование отказалось брать на себя какие-либо полицейские функции, ограничившись только военными патрулями на улицах да охраной государственных учреждений.

Не успели мы спуститься со ступеней, как подъехала пролетка: