Борис Батыршин - Игра на чужом поле

Мир замер в недоумении. Политики собирали пресс-конференции, у аналитиков и консультантов настали хлебные деньки, «пикейные жилеты» от Одессы до Рио-де-Жанейро надорвали связки, доказывая друг другу, что Машеров – это голова, а Жискар д'Эстену палец в рот не клади. И только в Аргентине, в никому не известной Долине, точно знали, что происходит. Три государства, такие разные, что мало кто в мире мог представить их действующими ради достижения общей цели, решились на свой страх и риск поверить в невероятную историю с инопланетным Вторжением – и теперь, как могли, готовились к непредвиденным поворотам событий.

А ждать, похоже, осталось совсем недолго.

Когда Сашка Казаков впервые вошёл в Грот Пирамиды, она показалась ему чудовищно огромной. Свет мощных электрических фонарей несчитанное число раз преломлялся в хрустальных гранях, отскакивал от вырезанных в них замысловатых символов – но почему– то не проникал ни вглубь полупрозрачной глыбищи. Как и не добивал до сводов пещеры, отчего казалось, что верхушка Пирамиды тает в первозданной мгле на какой-то уж вовсе невероятной высоте.

Потом-то Виктор объяснил, что «рост» древнего сооружения, хоть и внушает уважение, но вовсе не так велик – примерно со стандартную панельную пятиэтажку. Четыре ступенчатые стороны прорезали узкие, обрамлённые массивными парапетами лестницы, словно отлитые из того же загадочного материала. Как ни старались исследователи, им не удалось найти ни единого шва. Пирамида была монолитна, безмолвна и холодна как лёд.

Да-да, именно так – холод жёг ступни сквозь рубчатые подошвы туристических ботинок «вибрамы», и приходилось всё время переступать с ноги на ногу. Казаков стоял на самом верху, куда с поднялся разрешения Женьки – после обеда тот привёл кассиопейцев осматривать будущий фронт работ. Отсюда, сверху, фигурки людей у подножия казались несуразно мелкими – пожалуй, даже мельче, чем из окошка его московской квартиры на одиннадцатом этаже. Это тоже была загадка – Казаков списал её на слабое освещение и эффект замкнутого пространства. Кстати, с верхушки Пирамиды свода пещеры разглядеть тоже не удалось. Выходит, этот холм – пустотелый, словно яичная скорлупа? Но как же тогда он не обрушивается внутрь себя – вон, какие скалы громоздятся на его склонах!

За спиной послышались шаги и тяжёлое, прерывистое дыхание. Казаков обернулся. Димка Голубев.

– Что-то я умотался… – сообщил он, присаживаясь на парапет, и тут же вскочил, схватившись за мягкое место. – Ух ты, как лёд!

– Внизу не такая холодная. – отозвался Казаков. – Надо бы попросить у французов термометр, измерить. А вдруг температура тем ниже, чем выше забираешься? Это ведь важные данные, надо зафиксировать…

Голубев скептически хмыкнул – похоже, Саня вообразил себя «Следопытом» – так «Полдне XXII-го века» любимых обоими братьев Стругацких, назывались учёные, изучающие следы инопланетных цивилизаций.

Но разве сейчас они не исследуют творение самых, что ни на есть, Пришельцев? От этой мысли захватывало дух.

– Слушай… – неуверенно произнёс он. – Я, когда поднимался, пробовал ступени считать, так сбился на второй сотне – а ведь ещё и до половины не добрался! Но их тут столько никак не может быть! И выдохся, как в прошлом году, когда мы наперегонки на семнадцатый этаж твоего дома по лестнице взбегали…

– Да, я тоже что-то такое заметил… – неуверенно подтвердил казаков. – Может, тут воздух какой-то особый? Знаешь, как в горах, кислородное голодание? Потому и запыхался…

Голубев подумал, потом решительно мотнул головой.

– Нет, не похоже. Дышится-то легко, не то, что на Дороге Смерти. Сколько там, четыре тысячи метров?

– Четыре шестьсот пятьдесят. Помнишь, Хорхе ещё ругался, что карбюратор захлёбывается топливной смесью из-за недостатка кислорода? А здесь – две пятьсот шестьдесят над уровнем моря, ерунда…

Как и полагается уважающему «Следопыту», он заранее изучил карты района поиска и полагал, что знает его досконально.

– Ну, не знаю… – Голубев почесал затылок. – Может, у французов есть какие-нибудь приборы, состав воздуха определять? Как они называются, забыл…

– Газоанализаторы. – Казаков постучал ботинком о ботинок мертвенный холод, выползающий из прозрачных недр Пирамиды, пробирал до костей. – Эти, как их… хроматографические. – Да, ты прав, надо будет поинтересоваться. Я читал про раскопки в египетских гробницах – так там тоже были проблемы с составом воздуха. Может, подумали и прихватили с собой?

– А давай прямо сейчас?… – оживился Голубев. – Им не до того размечают площадки для поисков Хрустального Черепа. А мы пока и с температурными перепадами разберёмся и с газоанализаторами. Кстати, и ступеньки заодно сосчитаем…

И они застучали подошвами вниз по хрустальной лестнице.

К огорчению новоявленных «Следопытов», начальство в лице Женьки Абашина инициативы не оценило. Кассиопейцы были вежливо обруганы, обвинены в очередном акте подрыва дисциплины и приданы в помощь французам – держать рулетки и колышки, служащие для разметки пола грота. Чем и занимались в течение следующего часа, пока дневной свет, скупо вливающийся через узкий вход, не загородила массивная фигура.

Генерал Константин Петрович не спеша огляделся – глаза его в свете мощных электрических ламп смотрели остро, настороженно. Выслушал доклад Поля Мартье (чёртов марселец тараторил на французском, и Казаков не понял ни слова), после чего махнул рукой и что-то неразборчиво крикнул по-русски – звуки в громадной пещере съедались начисто.

– Нет-нет, работайте, ребята… – Остудил он пыл кассиопейцев, решивших, было, что возне с рулетками и колышками пришёл конец. – Мне нужны только Виктор и Евгений с Сергеем, если они, конечно, не возражают.

Возражений, разумеется, не последовало, и названные товарищи последовали за высоким начальством наружу. Казаков проводил их задумчивым взглядом.

– Слушай, Димон… – сказал он, не поворачиваясь, Голубеву. – Мне показалось, или генерал какой-то встревоженный. Может, что случилось, а мы торчим тут с палочками и верёвочками?

Голубев понимающе сощурился и кивнул. Кассиопейцы, не произнеся больше ни слова, выждали несколько минут и, беззаботно насвистывая, направились к выходу из пещеры.

С круглой, почти лишённой растительности (несколько тощих кустов полыни не в счёт) верхушки холма просматривалась вся долина – от каменистых осыпей на западе, по которым петляла уходящая к перевалу тропа, до теряющегося в подступающей вечерней дымке восточного края, обрамлённого цепочкой невысоких скалистых утёсов. Где-то там, в нескольких десятках километров, дорога выходила на предгорья и вливалась в шоссе, по которому шла половина транспортного сообщения между северо-западными провинциями и соседней Боливией.