Алекс Кимен - Рождение богов I. Иллюстрированный роман [litres самиздат]

– Ну и хорошо, ну и славно. Дело молодое… Кушайте, деточки, на здоровье!

Леша с Пандорой неподвижно стояли, провожая ключницу взглядом. Эфимия почувствовала неловкость и торопливо вышла из комнаты.

Опять воцарилось молчание.

– Ты голодна?

– Нет.

Напряжение в комнате стало настолько плотным и обволакивающим, что приходилось прикладывать усилия, чтобы просто пошевелиться или сделать вдох.

Наконец Леша вспомнил про нож, все еще зажатый в его руке. Он взвесил его на ладони, озабоченно потер подбородок и вопросительно поглядел на девушку. Та смотрела куда-то, будто не замечая его настороженного вопросительного взгляда.

Словно через силу, она начала говорить, и с каждым словом ее голос все больше наливался холодной отчаянной злостью:

– Боги свидетели, как я тебя ненавижу! Ты самый жалкий, наглый и отвратительная мерзавец, какого только можно вообразить! С каким бы наслаждением я выбрала смерть! Но боги не даровали мне такого легкого выбора. Наши встречи – воля богов, это несомненно. Я не осмелюсь перечить им. Наверное, я заслужила эту кару. Я буду покорна, но хочу, чтобы ты знал, кем я тебя считаю!

– Если б я был таков, как ты говоришь, меня меньше всего трогали бы твои слова.

– Уверена, что так оно и есть. Вижу это по твоей ухмылке!

– Послушай, мне жаль, что ты так думаешь. Но ты несправедлива. Вы сделали меня рабом. Я никогда не совершал ничего недостойного. Только хотел свободы!

– Ну да, твои поступки были полны достоинства: ложь, воровство, клятвоотступничество, убийство…

Леша растерянно молчал, не зная, что ответить. Он чувствовал гнев и досаду. Ему было горько и обидно. Но все же он ощущал и стыд. В ее словах было многое, на что он не мог возразить.

За окном совсем стемнело. Лишь светильник на столе тускло мерцал. Леша зажег от него еще несколько лампад на полках вдоль стены. В комнате заплясали дрожащие тени.

Пандора устало прикрыла веки. Напряжение было невыносимым. Ей отчаянно захотелось, чтобы все это закончилось как можно быстрее. Она зажмурилась, сделала глубокий вдох и бросила презрительный взгляд на бронзовый нож, который Леша все еще вертел в руках.

– Ты всегда был трусом. Вижу, что ничего не изменилось… Как боги могли отдать меня в твою власть?

Алексей стиснул зубы, неловко перехватил злополучный нож и огляделся, размышляя, куда его засунуть. Класть нож на полку или на стол казалось неразумным.

Девушка презрительно фыркнула.

– Пандора! Не забывайся, пожалуйста!

– Ты такой любезный. От тебя только и слышишь «спасибо» да «пожалуйста». Сразу чувствуется благородное происхождение…

– Чего ты добиваешься? Хочешь меня разозлить?! Полагаешь, это будет забавно?!

– Ты слишком труслив, чтобы испытать настоящую злость!

– По-твоему, боги свели нас вместе, чтобы ты надо мной издевалась?!

Пандора нервно расхохоталась.

Леша насупился, подыскивая язвительный ответ. Но, взглянув девушке в глаза, вдруг уловил истеричные нотки в ее смехе и наконец осознал, что Пандора на грани.

Он приблизился к ней и невольно коснулся ее руки:

– Послушай…

Девушка резко отпрянула от Алексея:

– Не трогай меня! – но тут же опомнилась и попыталась совладать с чувствами.

Она сделала несколько глубоких вдохов и прошептала:

– Прошу прощения… Господин… Я не подумала…

Девушка шагнула к Леше.

Он почувствовал, что у него пересохло во рту, и отступил назад. Затем подошел к столу и налил себе вина.

– Будешь?

– Как скажешь… господин.

Лешу передернуло. Он сокрушенно вздохнул и налил вина во второй килик.

– Держи.

Пандора пригубила протянутый килик и внимательно посмотрела Леше в глаза.

– Уже очень поздно, господин. Тебе, наверное, завтра рано вставать?

Леша неопределенно пожал плечами.

– Что мне следует сделать?

– Думаю, что пора спать…

Пандора вздрогнула и обреченно посмотрела на кровать. Алексей проследил за ее взглядом и окаменел. По его телу пробежала дрожь.

Девушка напряженно ждала.

Леша не мог подобрать слов.

– Иди… – наконец прошептал он внезапно охрипшим голосом.

– Куда?

– Ты останешься в той комнате, где жила.

Пандора смотрела на него с недоверием, будто ожидая какого-то подвоха.

– Так я могу идти?

– Да.

Девушка облегченно выдохнула. Опустила плечи, словно сбросив тяжелый груз. Потом прижала ладонь к губам и торопливо пошла к двери. Когда Пандора проскользнула мимо, Леша расслышал тихий шепот то ли молитвы, то ли проклятий.

Оставшись один, Алексей бессильно опустился на кровать. Ему хотелось кричать или плакать. Все это было немыслимо, непостижимо и вызывало отчаянную боль. Долгие месяцы он вспоминал Пандору каждый день. Как часто она являлась ему во снах… Все это время он отчаянно цеплялся за свой долг, свою миссию. У него просто не было права на чувства! Кроме того, он всегда понимал, почти физически ощущал ту огромную пропасть, что лежала между ними. Две с половиной тысячи лет. Иной язык, иная культура, иная эпоха. Все, что он знал, все, во что верил, и все, что любил, было ей чуждо. Признаться, и ему часто нелегко было понять ее поступки и мотивы. Но все же было в этой девушке что-то настоящее, неизменное, изначальное, что оставалось важным все эти века. Он уже почти смирился с тем, что никогда не увидит Пандору. А теперь она совсем рядом, но также недостижима, словно их по-прежнему разделяют сотни километров и тысячи лет.

У Леши не было сомнений, как он должен поступить. Он решительно подошел к столу, переставил светильник, пододвинул ногой клисмос и сел, положив руки на столешницу. Надо срочно написать Теодору и обо всем договориться, пока не закончилась навигация. Македония в ссоре с Афинами, так что попутный корабль найти нелегко. Но наверняка что-то можно сделать. Кроме того, следует разузнать еще кое-что и написать несколько писем…

Так, где бумага? Он обвел глазами столешницу, взгляд упал на раскрытую рукопись «Природы вещей». Ее кто-то трогал! На мгновение его охватила злость. Он же велел ни к чему не прикасаться у себя на столе! Леша взял рукопись и взглянул на исписанные страницы. Что это? Кто-то посмел портить его работу?! Он пригляделся внимательнее и замер… Весь лист пестрил исправлениями. Десятки орфографических и грамматических ошибок были демонстративно подчеркнуты и исправлены чьей-то уверенной рукой.

Леша бросил рукопись на стол, обхватил руками голову и беззвучно захохотал. Его тело сотрясалось от рвущегося наружу смеха. Он захлебывался, пытаясь проглотить, удержать разрывающий его хохот. Он качал головой, трясся и хлопал ладонями по столу. Он и сам не мог бы себе отчетливо объяснить, чем вызван этот приступ веселья. Он хохотал, но глаза его наполнялись слезами, то ли от смеха, то ли от разрывающей сердце боли.