Андрей Дай - Воробей, том 1

Состояния экономик стран, стоящих на пороге большой войны в папках не было. Но они и не требовались. Уж кому-кому, а мне это было известно куда лучше многих. И о перегреве, перенасыщении деньгами Германии, и о кризисе перепроизводства в Англии.

Только-только, всего три года назад отгремело цунами очередного финансового кризиса, затронувшего ведущие мировые державы. Но, как известно, время - лучший лекарь. Волны банкротств стали забываться. Как грибы после дождя, повылазили новые акционерные общества. Банки и верфи, заводы и фабрики, новые, прежде казавшиеся совершенно фантастическими, проекты о строительстве трансъевропейской, из Берлина в Багдад, железной дороги. Со стапелей сходили гигантские броненосцы и сухогрузы. Казалось, что с помощью науки теперь возможно все. Опутать весь мир телеграфными линиями, опуститься на дно морское, или взлететь в стратостате к самым пределам земной атмосферы.

И совершенно другую картину увидел бы беспристрастный наблюдатель на юге. Турция, в силу традиций, все еще именуемая Высокой Портой, по моему скромному мнению, вообще собственной экономии не имела. Налоги собирали какие-то проходимцы, для других проходимцев. Созданный в шестьдесят третьем году англо-французскими финансистами Имперский Оттоманский банк, чуть ли не официально считался национальным и обладал правом эмиссии валюты. Государственный долг достигал колоссальной цифры - в полмиллиарда франков! Английские дипломаты непрозрачно намекали на возможность раздела европейской части Турции между Россией и Австрией в обмен на некие "дружеские услуги". Разведка сообщала, что Дизраэли при обсуждении Восточной проблемы выражался в том роде, что Константинополь с прилегающим к проливам районом должен быть нейтрализован и превращен в свободный порт. Конечно же, под защитой и опекой британского флага. По примеру Ионических островов. Остальные части некогда огромного государства подлежали разделу на несколько государств. Иран, Египет, Сербия… Полдюжины периферийных, не имеющих сколько-нибудь значительного политического веса, во всем зависимых от ведущих европейских игроков стран.

На этом фоне готовящиеся, при явной или скрытой поддержке России, антитурецкие восстания выглядели… гармонично. Будто бы части какого-то единого, тщательно продуманного плана. Даже затягивание спуска со стапелей четырех новейших, сконструированных и построенных для возрождаемого Черноморского флота, броненосцев как нельзя лучше ложились в эту канву. И уже следующим же утром мрачные мысли о грядущей большой войне заставили меня в нетерпении бродить по собственной гостиной, до тех пор, пока слуга не сообщил, что экипаж к выезду готов.

В столице множество отягощенных историями зданий. Старожилы могут часами рассказывать чуть ли не о каждом из пышных дворцов вдоль Дворцовой набережной, Невского или набережной реки Мойки. Герман Лерхе, однажды оставивший мне, наглому оккупанту, свою память о любимом городе, тоже кое-что знал о выдающихся особняках Петербурга. Особенно, если истории эти каким-либо образом оказывались связанны с проделками гвардейских офицеров.

Двадцать шестое строение по Дворцовой набережной к семьдесят пятому году было полностью, от фундаментов до коньков крыш, перестроено. И вот ведь действительно - петербургский курьез - заполучило хозяина, коего несколько скандальная слава участка, по-настоящему радовала. Какое там! Великий князь Владимир, третий сын покойного императора Александра, радовался словно ребенок, когда Бульдожка таки перебрался жить в Аничков, и особняк достался ему.

Перед Отечественной… Чуть не сказал - первой Отечественной. Но, к счастью, этот мой новый, старый мир, страшных мировых войн еще не знал.

Перед войной двенадцатого года владельцем участка со строением на нем был интендантский генерал, князь Волконский. И, едрешкин корень, уж он-то точно не был прототипом Толстовского Андрея, потому как обширных именийи тысяч крепостных не имел, но превратить рядовое, в общем-то, здание в настоящий дворец каким-то волшебным образом все-таки умудрился. Хоть и отставлен со службы был нехорошо - "за злоупотребления подчиненных при снабжении армий". Или, если сказать без этих экивоков - за руку не пойман, но доверия не вызывает.

Так или иначе, но в седьмом году император Александр Первый потребовал у отставного генерала уступить дворец со всей обстановкой посланнику императора Наполеона Первого в Санкт-Петербурге Огюсту-Луи де Коленкуру для размещения посольства. В свете посчитали это тонкой иронией молодого государя - поместить посольство Франции в доме проворовавшегося военного чиновника, но сам посол приобретением остался более чем доволен. "...император отдал французскому посольству самый красивый дом в Петербурге, - писал де Коленкур. - Это целый город, и бесспорно самый красивый дом после дворца великого князя. Часть его великолепно меблирована". "Город" обошелся казне всего в триста шестьдесят тысяч, так что посланник Наполеона был не одинок в своем энтузиазме.

Вот только зря верноподданнически настроенный посол выставил бюст своего обожаемого императора около окна своего кабинета в первом этаже. Политика политикой, а гвардейские офицеры были абсолютно уверены в неминуемой войне с Францией. И получили возможность одновременно, и выразить свое отношение к Бонапарту, и выказать собственную лихость. Недели не проходило без того, чтоб в казармах не заключались пари на то, кто первым разобьет несчастный бюст. Представьте себе несущихся по набережной всадников, бросающих на скаку камни в окно французского посольства… После этого игнорирование обязательных балов у посла и последующее пребывание на гауптвахте хоть и считались доблестью, но полагались за легкую шалость.

Посольство съехало из особняка, кажется в сороковом. И с тех пор он, хоть и оставался в ведении Гофинтендантской конторы, но по прямому назначению почти не использовался. Одно время во флигелях даже размещались казармы роты Дворцовых гренадер. Той самой "золотой" сотни ветеранов, прошедших и Крым и дым. У которых вся грудь в крестах, и не нашлось родственников, готовых принять "на довольствие" престарелых вояк.

Наконец, уже император Николай Второй передал участок брату, князю Владимиру, под стройку. И десятого августа семьдесят четвертого, накануне бракосочетания с Марией Павловной принцессой Мекленбург-Шверинской, в присутствии всей императорской семьи состоялось торжественное освящение совершенно нового дворца, выстроенного по проекту профессора Императорской Академии художеств Резанова.

До того, как я впервые побывал в гостях у Владимира Александровича, был убежден, будто бы лучше всего о человеке расскажет дом, в котором тот живет. Так вот, что бы вы сказали о дворце, в котором отделанные цветным искусственным мрамором ведут в парадную приемную, выполненную в стиле ренессанс, гостиная - пышность времен Людовика Шестнадцатого, малая гостиная - мрачная готика, танцевальный зал - рококо, будуар - мавританский стиль, а банкетный зал - явно русский? Сложно?! Ну так и хозяин всего этого калейдоскопа не прост!