Анатолий Логинов - Первый император. Эндшпиль

- Вашбродь, дымы, - подошедший к нему сигнальный кондуктор проговорил негромко, явно чтобы не отвлекать занятых у карты офицеров.

- Где? – встревожился Николай и вслед за кондуктором вышел из рубки на крыло мостика.

- Вона, вашбродь, с заката, Корнейчук увидал. Дымы сильные и много. На простых купцов не похоже, – одновременно с докладом кондуктор показал направление на замеченное явление.

Ливитин поднял бинокль, всматриваясь и выругался про себя, с трудом сдерживая рвущиеся с губ выражения.

- Молодцы, братцы, - похвалил он сигнальщиков и быстрым шагом вернулся в рубку. Пока матросы понимающе переглядывались, по кораблю разнеслись пронзительные звуки колоколов громкого боя - сигналы тревоги. Поднятые ими матросы и офицеры занимали места по боевому расчету. Разбуженный вестовыми командир поднялся на мостик и, получив доклад, приказал зарядить орудия «в виду неприятеля» и сообщить по радиотелеграфу на флагманский корабль о появлении вражеских кораблей. Между тем дымы приближались и уже можно было видно, что силуэт идущего первым корабля никоим образом не напоминает купеческий трамп.

- Приближается явно двухтрубный крейсер. Как мне кажется, мачты и трубы на нем наклонные, - заметил Ливитин.

- Я пока не различаю таких подробностей, - с уважением посмотрев на глазастого лейтенанта, заметил стоявший рядом с командиром Блохин, старший офицер крейсера, - но если вы правы, то по нашему месту - это скорее всего австрийцы из их новой колонии.

- Так точно, господин капитан второго ранга, - отозвался Ливитин по-уставному, учитывая ситуацию. – Первым, вероятно, «Зента» или «Сегетвар», а за ним, если судить по дымам, идут как минимум два трехтрубных. Это, как я полагаю, «Санкт Георг» и «Адмирал Шпаун».

- Хорошо изучили Бойля и Джейнса[2], лейтенант, - поощрил глазастого вахтенного офицера командир. Капитан первого ранга Лебедев, в свое время закончивший минный класс, очень уважал грамотных подчиненных. И с полного его одобрения большинство мичманов и лейтенантов крейсера увлекалось чтением именно технической литературы, а не беллетристикой и актрисками. Впрочем, актрисок посреди океана найти было весьма проблематично, а страдания героев художественной литературы как-то бледнели на фоне реальной войны и возможной судьбы застигнутого превосходящими силами противника крейсера. Пусть новейшего и скоростного, но при этом все равно уязвимого, несмотря на непревзойденную никем максимальную скорость в двадцать семь узлов и мощное вооружение.

Пока экипаж «Дмитрия Донского» готовился к бою, противник тоже не тратил время даром. Легкий крейсер, отчаянно дымя, устремился навстречу русским на скорости не меньше шестнадцати - семнадцати узлов.

- Ваше высбродие! … – прибежавший на мостик вестовой тяжело дышал. Спешил, понятно. – Господин лейтенант Шутов … повелели доложить, что радио на «Нахимов» дошло. Получена кфи…квитанция. Такоже нам австрияк радирует, просит назвать себя. Господин лейтенант указаний ждут…

- Передай, пусть забьют радио австрийца искрой, - приказал, оторвавшись от наблюдения за противником, Блохин. Вестовой убежал, а на мостике воцарилось напряженное молчание.

- На полрумба влево, держать курс…, ход до полного! - прервав напряженную тишину, скомандовал Блохин. – Огонь открывать по способности! – добавил он, полуобернувшись к старшему артиллеристу.

Австрийский бронепалубный крейсер (это был, как практически точно определил Ливитин, «Сегетвар» из состава колониальной эскадры) с его стодвадцатимиллиметровками, уступал по огневой мощи тяжелому «Донскому», вооруженному семидюймовыми[3] орудиями главного калибра. Попытка боя против русского крейсера стала бы для него изощренной формой самоубийства, учитывая также и разницу в бронировании. Австриец защищала лишь одно-двухдюймовая броневая палуба, а русский «убийца торговли» нес пусть тонкий, трехдюймовый, но полный бронепояс. Поэтому, едва установив, что перед ним противник, цесарцы[4] бросились наутек, рассчитывая заманить русского под тяжелые орудия броненосных крейсеров. Причем первоначально казалось, что им это вполне удается. Тем более, что броненосные крейсера шли не слишком далеко позади. Однако русский, как определили австрийские наблюдатели, крейсер, оказался более быстрым, чем ожидалось.

И уже менее, чем через четверть часа, выстрелило первое семидюймовое орудие носовой башни «Донского». А затем, нащупывая расстояние до улепетывающего во все винты «Сегетвара» – второе, давшее близкое накрытие. Никогда еще со времен заводских испытаний австрийский крейсер не развивал столь высокой скорости. Но даже двадцать узлов, до которых разогнался корабль, не спасали его от медленно, но верно настигающего русского.

На мостике «Дмитрия Донского» царило хорошее настроение. Ощущения стоящих на мостике офицеров были похожи на чувства кошки, догоняющей мышь и ощущающей, что она никуда не денется. К этому следует добавить и чувство удовлетворения о том, что это будет настоящее боевое дело, с реальным противником, а не охота за беззащитными купцами.

Носовая башня, пошевелив стволами, внезапно дала полный залп. Похоже старший артиллерийский офицер «Донского» решил, что на дальномерном посту верно нащупали дистанцию до неприятеля. Три стальные чушки с ревом вырвались из стволов семидюймовок, с огромной скоростью, обгоняя звук, преодолели разделявшее корабли расстояние и взорвались. Рядом с бортом австрийца выросли два огромных водяных столба, а на корме вдруг словно расцвел гигантский огненный цветок. «Сегетвар» содрогнулся весь от носа до кормы, но продолжал убегать, напрягая винты. И только отсутствие одного из кормовых орудий, разгорающийся на корме пожар, и торчащий под нелепым углом ствол второго показывали, что русский снаряд выполнил свою задачу.

Однако теперь наступило время убегать «Донскому». Два цесарских броненосных крейсера, напрягая машины, спешили на помощь своему бронепалубному собрату. А их четыре двадцатичетырехсантиметровки и десять девятнадцатисантиметровых орудий делали борьбу с ними практически невозможной. Впрочем, двадцать пять узлов, которые «князь» держал без особого напряжения позволяли русским довольно легко уйти от австрийцев, развивавших в самом лучшем случае всего лишь двадцать два.

Заложивший циркуляцию «Донской» на прощание отстрелялся по ковылявшему «Сегетвару» сначала из носовой башни главного калибра. А потом последовательно, сначала из кормовых пятидесятитрехлинеек, а затем и из кормовой башни главного калибра. Тяжелые снаряды без особого результата разорвались неподалеку от бортов описывающего коордонаты австрийца. А вот двум стотридцатипятимиллиметровым снарядам удалось попасть в цель. Один из них разорвался на корме, окончательно разбив уцелевшее, но поврежденное орудие и снова раздув уже почти потушенный пожар. А вот второй каким-то чудом проскочил прямо ко второй трубе и разорвался у ее основания. Котельное отделение из-за потери тяги и повреждения дымоходов заполнилось дымом от топящихся котлов, а бешено воющие вентиляторы вместе с наружным воздухом втянули и дымы разгоравшихся пожаров. Потравленные кочегары полезли из котельной наружу, словно выгоняемые дымом из нор крысы. Скорость крейсера начала падать, оставшейся группы котлов не хватало для поддержания давления пара, достаточного для работающих на полной мощности машин. Но русский корабль убегал от более сильных напарников и на мостике бронепалубника царил сдержанный оптимизм. Полученные повреждения отремонтировать в колонии было невозможно, зато была вероятность отправится на ремонт в Британию, или даже домой, в Австрию…