Анатолий Логинов - Первый император. Эндшпиль

Но даже не слишком удачный исход боя у Ко-Чанга не остановил наступления сиамской армии, захватившей территорию Лаоса до самой реки Меконг, Баттамбанг, Пайлин, Кохконг, Сиемреап, Бантеаймеантьей и Оддармеантьей. И только начавшиеся перебои с боеприпасами и переброска дополнительных сил из вьетнамских провинций заставила тайцев прекратить наступление. Заключенное в последних числах декабря перемирие продержалось до конца Великой Войны.

Над Бельгией, Северным морем и Великобританией. Январь 1911 г.

Построенные неподалеку от Люттиха(Льежа) три огромных эллинга, охраняемых большим отрядом русских войск, в том числе морских пехотинцев, сразу привлекли внимание английской и французской разведок. К сожалению их начальников, получить что-то более существенное, чем рисунки и примерные размеры эллингов, резидентам не удалось. При этом французский разведчик попался на глаза немецкой и русской контрразведкам. И вынужден был, бросив свою сеть на растерзание проклятым бошам и русским варварам, срочно убегать в Голландию. Английский оказался более удачлив, всего лишь потеряв трех агентов в Льеже и его окрестностях.

Впрочем, то, что в этом районе собираются разместить русские дирижабли ясно было и без дополнительных расследований. Главный вопрос, особенно с учетом попыток германских воздушных кораблей бомбить Париж, заключался в другом - требовались сведения о целях предстоящих ударов с неба и характеристиках используемых дирижаблей. Но ничего конкретного узнать не удалось и потому пришлось принимать самые чрезвычайные меры. Французы на всякий случай усилили оборону Парижа от атак с воздуха противодирижабельными пушками, снятыми с кораблей Средиземноморского флота. Англичане поступили аналогично, но защитили в первую очередь места базирования флота. Лондон смогли прикрыть всего несколько батарей, причем только с востока. Дополнительно к ним в устье Темзы завели старый эсминец «Зефир» с орудиями, переделанными для стрельбы по дирижаблям. Кроме того, в трех отрядах у вооруженных пулеметами аэропланов сидели на дежурстве летчики и стрелки…

Цепеллины «Альбатрос» капитан-инженера Мациевича и «Ястреб№ лейтенанта Китицина прилетели к месту базирования под утро. Ни один из трех наблюдателей, посланных английским резидентом, прибытия дирижаблей не заметил. Поэтому появление из эллингов и взлет двух воздушных гигантов оказался для всех посторонних наблюдателей полной неожиданностью.

Два цеппелина ровно в одиннадцать часов выплыли из эллингов и гудя моторами, неторопливо набирая высоту, устремились на юго-запад. На одном из них вместе с экипажем летел корреспондент «Нового времени» Александр Александрович Пиленко. Поскольку военный воздушный корабль нес только необходимое для боя, то ему пришлось заменить одного из матросов-наблюдателей. И сейчас Александр, одетый в стандартную униформу воздухоплавателя из кожаной, на меху куртки, с меховым же воротником, теплых брюк и унтов на ногах и финской шапки-ушанки на голове, расположился в передовой гондоле на месте второго наблюдателя. Рядом стояли вахтенный офицер – мичман Левитин и рулевой – кондуктор Коротин. Время от времени Пиленко поднимал к глазам бинокль и осматривал окружающие однообразные облака.

- Вячеслав Иванович, а что самое неприятное в полете? - пользуясь правами журналиста, решился задать офицеру вопрос Александр.

- Скука, Александр Александрович, - ответил мичман. Удивленный Пиленко повернулся к Левитину. Но, заметив промелькнувшую на лице офицера недовольную гримасу, отвернулся и поднял бинокль к глазам.

- Именно скука, - спокойно, словно ничего не произошло, продолжил вахтенный офицер. – Холод, о котором вспоминают в первую очередь – чепуха. Это просто мелкое неудобство, как и разряженный воздух и возможность обстрела из противодирижабельных орудий. А вот скука… сами посудите – необходимо сидеть на земле и ждать подходящей погоды. Потом взлет и… снова ждать, всматриваясь в однообразное пространство вокруг. Даже земная поверхность с высоты полета кажется сравнительно одинаковой и со временем примелькается. Так что скучаешь и ждешь прибытия…

- Но ведь на корабле…

- Простите, что перебиваю вас, Александр Александрович. На корабле много больше людей, да и сам по себе он просто больше. Есть возможность чем-то развлечься и отвлечься. Мы же будем в полете часов десять, из которых поработать придется не более получаса над целью. А остальное – вот такое однообразное провождение времени…

На этом разъяснении разговор сам собой прекратился.

Дирижабль все также стремительно (со скоростью пятьдесят узлов) и столь же неторопливо час за часом перемещался к английским берегам. Вахта исправно несла службу, двигатели работали. Однообразие морского простора иногда разбавлялось маленькими с высоты, весело дымящими корабликами, чаще всего дозорными крейсерами. Но и эти встречи почти ничего не меняли в монотонном существовании экипажа. Теперь-то Пиленко понял, о чем говорил мичман. Время тянулось словно резина, заполненное мелкими однообразными скучными заботами и холодом, постепенно начавшим пробирать непривычного журналиста до, казалось, самых костей…

К удивлению Пиленко, британские посты наблюдения не заметили ни пересечение цеппелином линии побережья, ни полета над английской территорией. Неожиданно все оживились. Пулеметчики направились к своим Браунингам, все свободные матросы под руководством боцмана двинулись на бомбовую галерею. Как выяснил Александр, бомбы сбрасывались по-отдельности вручную, с помощью рычагов, по команде из рубки управления и дублирующей команде боцмана.

Цепеллины, плывущие в воздухе словно два огромных кита, плавно развернулись в обратном направлении. Как шепотом пояснил Левитин недоуменно смотрящему на это Пиленко:

- Заходим на цель с запада, чтобы ударить с неожиданного направления.

Внизу, на земле, замелькали крошечные, словно игрушечные, квадратики построек.

- Готовность! – громко, заставив журналиста вздрогнуть от неожиданности, приказал Мациевич. – Полградуса левее. Еще немного. Сброс первая и одиннадцатая!

Команда дирижабля работала словно хорошо сыгранный оркестр. Бомбы уходили вниз одна за другой. Сброса бомб почти не чувствовалось, попытка облегченного цепи взмыть вверх парировалась сбросом газа и действиями рулей.

Пиленко, видевший учебную бомбардировку на полигоне под Гатчиной, хорошо представлял себе, что происходит. От идущего четко выверенным прямым курсом дирижабля одна за другой отделяются капли бомб – переделанных снарядов старых орудий. Слегка покачиваясь в полете, словно выбирая, куда упасть, они стремительно сближаются с землей. И вот уже на поверхности вырастают высокие кусты разрывов. Если все сделано правильно, то сейчас они сносят с земли заводские цеха, подъездные пути и вообще все, что возвышается над землей.