Василий Панфилов - Дипломная работа [СИ]

… не боящийся резать по живому. А он не боится, хотя и не страдает излишней жесточью. Да и экономика сейчас на подъёме… и не то чтобы это заслуга Владимира Алексеевича, но кому какая разница?! В общем, все шансы на памятник и добрую память у моего бывшего опекуна имеются.

Владимир Ильич с супругой, изрядно похорошевшей после пребывания в Париже. Вернее сказать, она всегда была премилой, но очень уж неухоженной, да и непримиримое выражение, поселившееся на хорошеньком личике, не добавляло ей шарма. Этакая угрюмая бука, глядящая на весь мир исподлобья взглядом несправедливо обиженного ребёнка. А сейчас ничего… очаровательная особа, хотя и очень уж серьёзная.

Наверное, небрежение бытом добавляло семье Ульяновых уважения в нафталиновой среде ортодоксальных марксистов, среди которых немало людей, склонных к аскетизму и едва ли не умерщвлению плоти. Но для публичного политика и лидера крупнейшей (пусть даже и нелегальной) партии Российской Империи требования несколько другие.

Увы… «декларация о намерениях» не предполагает наличия Фиры, отчего, признаться, немного жаль. Хотелось бы познакомить невесту с интересными людьми, да и давненько мы не гуляли вместе вот так, на публике. Но… даже Надежда Константиновна присутствует здесь не только как супруга, но и как член ЦК РСДРП!

Проходя мимо Французского парка, устроенного попечением галльских предпринимателей, Владимир Алексеевич замедлил шаги, вглядываясь в народ, собирающийся перед трибуной.

– Голубчик, – обратился он к одному из охранников, – будь добр – узнай, кто там сегодня выступает.

– У нас, изволите видеть, – повернувшись к Ульянову, начал разъяснять Гиляровский на правах хозяина города, – с недавних пор заведены в Дурбане уголки ораторов, этакие Гайд-парки.

– Да? – живо заинтересовался Владимир Ильич, переглянувшись с супругой, – Признаться, я слышал об этом ещё в Париже, но очень уж информация была противоречивой.

– Дело новое, – улыбнулся Владимир Алексеевич в усы, – не без огрехов! Идея, признаться сырая, так што правим на ходу. Отсюда, думается, и все противоречия.

– Ильин, – доложил подошедший охранник, – из кооператоров.

– Ах, этот Ильин… Не хотите послушать чаяния народные? – осведомился дядя Гиляй у супружеской четы.

– Надя? – повернулся Ульянов к супруге.

– Пожалуй, – деловито кивнула та, – выступление обещает быть интересным!

Нас узнали, но к чести горожан, назойливость в Дурбане считается крайне дурной привычкой. Нашу компанию пропустили вперёд, под самую трибуну, и дядя Гиляй обменялся рукопожатием с Ильиным, представив его семье Ульяновых.

– Известный наш идеолог кооперативного движения, – вполголоса дополнил Владимир Алексеевич, склоняясь к Надежде Константиновне и Владимиру Ильичу, когда Ильин взошёл на трибуну, – некоторые моменты очень спорные, порой и вовсе завирается, но идеи интересные, да и политик многообещающий.

– … первоначально, – живо рассказывал Владимир Алексеевич на ходу, повернув голову к Ульяновым, – мы хотели разрешить ораторам выступать где бы то ни было, но по здравому размышлению, отказались. Это изрядно оживило бы политическую жизнь города, но усложнило бы жизнь простых горожан.

– Ныне по городу… здравствуйте, герр Мойзель! Ныне по городу, – продолжил дядя Гиляй, зажав подмышкой массивную трость чорного дерева, – восемь мест, предназначенных специально для ораторов и собраний людей, и только для этого. Все они в городской черте, но вместе с тем, никак не мешают жизни обывателей.

– А как же декларируемая свобода собраний? – поинтересовалась Надежда Константиновна.

– В наличии! – рубанул воздух рукой мой бывший опекун, – Все мероприятия городских и квартальных управ проводятся по графику, вывешиваемому в местах общего пользования минимум на две недели вперёд! Желающие митинговать ВНЕ предназначенных для этого мест, уведомляют управу о месте и времени проведения, и разрешения на митинг НЕ требуется. Единственное, митингующие должны соотносить свои мероприятия с графиком управ и подать уведомление не менее чем за сутки.

– А если управе понадобится внезапно провести мероприятие в месте, о котором загодя уведомили митингующие, притом непременно в тоже время? – прищурился Бурш.

– Значит, управа должна будет отыскать иное место! – ответил Владимир Алексеевич, выпячивая грудь, – Исключение – объявленное военное положение, сложная эпидемиологическая обстановка и прочие форс-мажоры такого же рода.

– Интересно… – задумался Ульянов, – Спорно, но интересно!

Наконец мы пришли в «Лукоморье», одно из самых известныхрусскоязычны кафешантанов Дурбана, где у нас забронированы столики. Владелец заведения, немолодой мужчина из московских разночинцев, подошёл поприветствовать нас. Доброжелательный без официоза, но и без фамильярности, он загудел вокруг нас уютным толстопузым шмелём, и через минуту расслабился даже несколько напряжённый Ульянов.

– Соловейчик будет выступать, – доверительно наклонившись, сказал владелец заведения, – с новой программой!

– Однако! – приподнял брови Бурш, когда увидел Соловейчика, – Признаться, я думал о чём-то более… иудейском! Но чернокожий?!

Цвет кожи не помешал Соловейчику быть талантливым куплетистом, а ядрёный акцент и некоторая неправильность построения фраз только добавляли выступлению шарма.

– Не поверите, – перегнувшись через стол, сообщаю Надежде Константиновне, – но русский язык у него чистейший, немногим хуже, чем у тамбовского крестьянина или мещанина из Москвы! Несколько лет назад поступил в услужение одному из русских механиков при шахте, так поверите ли, в кратчайшие сроки не только африкаанс выучил, но и русский с английским!

– Вы серьёзно? – удивилась женщина, – Однако… богата же талантами земля Африканская!

В «Лукоморье» о политике мы не говорили, и только один из подвыпивших гостей, коверкая русский язык хуже Соловейчика, несколько испортил настроение Буршу, похвалив «Акцию» по устранение четы Романовых. Скривившись еле заметно, как от зубной боли, Ульянов ничего не ответил пьянчужке, а подоспевший хозяин поспешил увести того прочь.

Неприятное происшествие мы с дядей Гиляем «заговорили», причём я в основном развлекал Надежду Константиновну. Милая женщина…

… только вот у меня сложилось впечатление, что Владимир Ильич видит в ней скорее товарища по партии, очень уж она смущалась элементарным знакам внимания.

Ситуация с удавшимся покушением на Александра Михайловича и Ксению Александровну, мягко говоря, двусмысленная. Ульянов, несмотря на всю свою боевитость и удачное руководство Летним восстанием, сторонником индивидуального террора, равно как и террора вообще, никогда не был. Возможно…