Марк Рабинович - Переплетение времен

В какой-то момент профессор не выдержал и решился представить свои достижения с трибуны конференции лингвистов в Иерусалиме. Я тогда скромно сидел на последнем ряду, судорожно сжимая в руках пригласительный билет и чувствуя себя неуютно среди корифеев лингвистики. Но, постепенно, действо увлекло меня по мере того как на трибуне профессор давал пояснения, время от времени предлагая Ане произнести пару фраз на полянском. Моя жена была великолепна в специально сшитом для нее длинном платье современного покроя, но с полянской вышивкой. К сожалению, лингвисты этого не оценили и разгромили профессорскую теорию в пух и прах. Помню, как два слависта, укоризненно покачивая головами, вышли в коридор и мы, стоя за углом, стали невольными слушателями их разговора.

– Боюсь, что меня обвинят в антисемитизме, но, согласитесь, не слишком приятно русскому человеку услышать такое из уст израильтянки, да, к тому же, говорящей с тяжелым еврейским акцентом.

– Бросьте, коллега! Бедная девочка искренне уверена, что это древнеславянский язык.

– Подумать только, куда лезут эти дилетанты!

– И не говорите!

Услышав это, мы с Аней переглянулись и побежали к выходу. Какие уж тут обвинения в антисемитизме: мы лишь из последних сил старались удержаться от хохота. Едва сдерживаясь, мы выбежали на морозный по февральскому времени иерусалимский воздух и тут, наконец, дали себе волю, сползая вниз вдоль стены Дворца Конгрессов в пароксизме истеричного смеха. Рядом также истерично ржал профессор.

Лингвистический погром новой теории не обескуражил ни профессора, ни мою Аню. Как авторитетно объяснила она позднее, любая новая теория принимается в штыки ретроградами, составляющими большинство в любых научных кругах. Но она, эта теория, несмотря на разгром, уже появилась в печатных изданиях, просочится в умы и, если она верна, возьмет свое рано или поздно.

– Жаль только, что в мире так мало носителей полянского языка – добавила она и нахмурилась.

Это была больная тема и я старался ее не касаться. Самый простой способ увеличить число говорящих по-полянски назывался "плодитесь и размножайтесь", но это дело продвигалось у нас туго. Точнее, оно не продвигалось совсем. В нашей немалых размеров квартире, которую я приобрел несколько лет назад после удачной сдачи проекта, было аж две спальни, но одна из них продолжала пустовать, так и не превратившись в детскую.

– Ты знаешь, что такое генетика? – спросила она меня как-то.

– Слышал вроде – обалдело пробормотал я.

– А ты не думал, что у нас может быть генетическая проблема? Ведь мы же из разных миров! И даже если Рои удастся доказать, что это наш мир потерял Луну, то останутся еще мутации генотипа. Ты же на тысячу лет младше меня и наша генетика могла оказаться несовместимой.

Еще не осознав, что она говорит, я смотрел на нее с умилением. Полтора года назад это была дикая средневековая девчонка. А теперь она рассуждает о генетической совместимости. Вот что Сеть с людьми делает. И тут до меня дошло…

– Помнишь, как я обещала родить тебе сына?

Еще бы не помнить! Это была наша первая ночь вместе и я никогда не забуду, как обе луны того мира соревновались в том, кто красивее высветит ее прекрасное тело.

– Конечно, это было тысячу лет назад…

Меня вполне устроила бы и дочка. Аня, которая давно уже была членом пары-тройки модных феминистских организаций и ходила на пилатес в чисто женской компании университетских подруг, прекрасно это понимала. Но обещание многовековой давности оставалось в силе. В тот раз я спустил неприятный разговор на тормозах, а сегодня обнаружил на журнальном столике красочную рекламу "Центра планирования семьи" при одной из центральных больниц. На анин напряженно-вопросительный взгляд я заметил, постаравшись убрать эмоции из голоса:

– Вообще-то туда надо идти вдвоем. Я отпрошусь на работе.

Морщинки на ее лице разгладились и темно-зеленые глаза, посветлев, блеснули знакомым изумрудом. Но ни в этот день, ни в последующие нам так и не довелось добраться до этого центра, потому что телефонный звонок Эйтана обрушился на нас как дамоклов меч.

– Немедленно приезжайте! – категорически потребовал он и на всякий случай добавил – Оба!

Дорога в Явне через почти всегда забитую транспортом тель-авивскую рокаду была мне хорошо знакома и памятна нескончаемыми пробками. Но сейчас был вечер пятницы, никто не мчался ни на работу, ни с работы и верный "хендай" доставил нас до Явне менее чем за час, несмотря на внушительный поток машин с молодежью, мечтающей оттянуться в "городе без перерыва". Охранник на воротах знал нас в лицо, доброжелательно кивнул и попросту махнул рукой. Во дворе нас никто не встречал, но это и не требовалось, потому что дорогу в лабораторию мы хорошо помнили. Поднявшись на второй этаж, мы, несмотря на выходной, застали в лаборатории всю эйтанову команду, многих из которых уже знали по именам. Нам навстречу выбежал Рои, в этот раз, для разнообразию, без сэндвича в левой руке.

– Где вы шляетесь? – завопил толстяк вместо приветствия и, схватив Аню за руку, потащил ее в дальний угол немаленького зала.

Зная Рои не первый день, она даже и не пыталась возражать, ну а я покорно поплелся за ними. Вокруг нас привычно гудели вентиляторами таинственные приборы, мигали не менее таинственные индикаторы и пахло озоном. Обстановка эта была нам хорошо знакома. Именно отсюда я отправился через десять веков искать свою любовь и именно сюда вернулся умирающим от заражения крови трупным ядом с зубов Змея. Потом, после того как я вывез Анюту из Киева, мы провели здесь немало часов, подвергаясь бесконечным туманным анализам, измерениям непонятно чего и медицинским проверкам. Тогда и выяснилось, что на первом этаже у Эйтана есть неплохой медпункт, оборудованный даже портативным томографом, не выявившим, впрочем, ничего необычного в наших с Аней мозгах. И вообще, у меня сложилось впечатление, что сам Эйтан ничего сверхестественного от этих проверок и не ожидал.

Сейчас он сидел в хорошо знакомом мне закутке за шкафами и смотрел исключительно на стену. Ни на нас с Аней, ни на толстяка Рои он не обратил ни малейшего внимания и его можно было понять… Со стены, из огромного экрана на нас смотрела Веда. Я хорошо помнил ее белесые глаза, которыми она пыталась меня заколдовать в избушке на болоте. Сейчас эти глаза смотрели на нас через пиксели плазменного экрана и что-то с этими глазами было не так, неправильно. Эйтан перевел взгляд с экрана на нас с Аней, потом обратно на экран, потом снова на нас. На его лице явственно выразилось недоумение, ведь Веда никак не отреагировала на наше появления и я уже догадывался почему.