Валерия Лагутина - Игры Богов. Книга первая. Захватчик: Тропою войны

–Так волк или оборотень? Уволок-то кто?– не унимаются женщины.

Девушка берёт корзину:

– А я почём знаю. Вроде волк, а может и оборотень. Меня рядом не было.

Глава 24

В лесной гористой местности начинались тропы, ведущие в южные земли, полные несметных богатств. Ещё в детстве Теймур с упоением слушал рассказы Учителя о высоких каменных пирамидах Дхалиба, украшенных замысловатыми барельефами и сверкающих от множества вкраплённых в них самоцветов, о диких животных с вытянутыми носами и огромными, свисающими ушами и маленьких смешных зверьках с человеческими лицами, скачущих по высоким деревьям. Слушал о подземных золотоносных рудниках и вероломных людях, населяющих этот ни с чем не сравнимый мир и миллионы раз представлял, как он, Теймур, пройдёт по каменной зале и золотой дождь миллиардами сверкающих капель покроет его прекрасное тело.

Но дорога туда должна быть долгой и опасной.

Но что такое время для того, кто решил стать властителем мира?

И что такое опасность для того, кто хотел стать непобедимым?

Очередной лишь способ доказать свою силу и бессмертие.

И Каюм-баши, собравший в своём войске несколько тысяч готовых на всё ради пригоршни золота тургар, двинулся на юг. Одновременно с ним десятки подготовленных групп вместе с Учителем отправились севернее, в западные земли ирков, исидов и славличей. Им предстояло пересечь Мёртвую пустошь, дикие леса и топи и выйти к землям, когда-то принадлежавшим их предкам.

Маячащие где-то в далеке богатства, воодушевляли армию завоевателей и спустя несколько недель они оказались у склонов зеленеющих гор. Никогда не видевшие ничего подобного, воины остановились и, замерев дыхание, задрали головы к небу, пытаясь рассмотреть уходящие в высь вершины, спрятанные в мохнатых шапках облаков. Привыкшие к жёстким пучкам ковыля да редким кустарникам, тургары с удивлением рассматривали кривые стволы деревьев с нанизанной на них густой зелёной листвой и тонкие стебли цветущих лиан с невообразимо красивыми яркими лепестками, собранными в пучок.

–Для Хатимы сорву, – Улумбек, привстав на стременах, потянул руку к одному из цветков и хотел было его уже сорвать, но в этот момент лепестки распахнулись и, обхватив открывшимся в нутри кольцом зубьев, сомкнулись на мужском запястье.

–А!– закричал мужчина, вылупив глаза.– Оно меня жрёт! Помогите!

Но все замерли, увидев, как, раздуваясь и смыкаясь, цветок затягивает руку Улумбека всё глубже и глубке.

–Ну! Чего вы стоите?– Орал несчастный, пытаясь выдернуть руку из засасывающего его растения. – А! Я же сдохну сейчас! О, моя несчастная Хатима, – крики боли переросли в полный отчаяния плач, и в этот момент над ожившей лианой мелькнуло стальное лезвие и зелёная липкая жижа брызнула из обрубленного стебля на окружающих. Несколько раз метнувшись в разные стороны, кусок лианы вдруг обмяк и обвис, а яркие лепестки посерели и сникли.

–Только ради Хатимы, – отъезжая, заметил спасший Улумбека тургарин.

–Вот спасибо тебе, – бормотал спасённый мужчина, сдирая с себя ненавистное растение, – век не забуду.

И, освободив руку из смертельной хватки, показал всем свою местами обсосанную до костей кисть.

–О, божешки ты мой, – присвистнул кто-то из толпы.

–Ничего себе, как прихватила!

–Засосала так, что Хатима отродясь и не делала!

И гулкий гогот раздался среди окружающих Улумбека воинов.

Просвистевшие стрелы застали в расплох смеющихся над товарищем тургар. Некоторые из них тут же замертво повисли на стременах, а другие, озабоченно вертя головами из стороны в сторону, пытались высмотреть врага.

Секундная тишина.

Свист.

Стальной дождь.

Падающие со своих лошадей люди.

–Щиты!– раздаётся возглас командующего.

И тут же, услышав хладнокровный приказ, начавшая было паниковать, пехота разбивается на группы и, подняв защиту, становиться непробиваемой, заслоняя собой выстроившихся за своими спинами конников.

Сотни стрел беспомощно бьются о прочную сталь и усеивают мохнатый травяной ковёр.

– Первые строевые! Вперёд! К лесу!– звучит новая команда и группы пехотинцев мелкими перебежками, так и не опуская щиты, приближаются всё ближе и ближе к спрятанным в зелёной засаде воинам.

Оставшиеся позади конница и пара рядов прикрывающих коней пехотинцев непробиваемой железной стеной разбиваются на две группы и расходятся по фалангам. Время от времени кто-то из них падает, сражённый метким выстрелом неприятеля, но ряды тут же снова смыкаются и продолжают движение.

Невозмутимость неприятеля так давит на горячие головы горцев, что они не выдерживают и, выскочив из-за своей засады, несутся с обнажёнными саблями на приближающегося противника.

Звон металла смешивается с криками людей.

Солнечные блики отражаются на сверкающем металле.

Алые брызги наносят узор на зелёный ковёр травы.

В тёмной избе на почти угасший костёр невидящим взглядом смотрит Мудрояр: « И что же это за оказия? Видно, разгневал я богов, что так лютуют. То на реке, то вот здесь. Видно на роду написано, сгинуть вот так, по юности. И где искать? Куда бежать? Люди бачут, волки. Да только те на ногах не бегают. Значит, толи нечистый какой, толи…»

С силой распахивается полог увесистой шкуры и в помещение почти влетает разгорячённый Койву:

–Благослови, отец наш! Благослови на поиск!

Мудрояр поворачивает поникшую голову к вошедшему молодому человеку.

Тот стоит, полный решимости и в поступи и во взгляде:

– Дай троих в дружки. Одному не сыскать, так бы не просил.

Вождь отрицательно качает головой:

– Не могу, – и, отвернув голову, смотрит на угасающие угли.

– Почему?

–Не могу людей на гибель посылать, – так и не поворачиваясь, тихо отвечает вождь.

–Она же дочь тебе! – яростно выкрикивает молодой человек, проклиная в душе нерешительность Мудрояра и тут же, замолкает, отступив назад, к двери, опасаясь гнева вождя.

Но, к его удивлению, тот спокойно встаёт и, выпрямив спину, подходит к молодому человеку. Заглушая внутренний страх и уважение, Койву нарочито вызывающе смотрит на него, стараясь утихомирить начавшуюся в коленках дрожь.

– Верно, дочь, – смотрит прямо в глаза юноше Мудрояр. – И, заметь, единственная.

– Да уж! Была б твоя плоть и кровь, – снова набравшись смелости, не отворачивая глаз, начинает Койву, но замолкает, увидев сверкнувший суровый взгляд и поднятую в замахе руку.Растратив весь запас своего пыла, он опускается на нары и закрывает лицо руками.

Мудрояр, готовый уже выкинуть этого наглеца из дому, нерешительно опускает руку на его голову:

– Боги послали мне Йорку, – тихо отвечает он и садиться рядом. – А потому роднее она родной дочери. Вот ты подумай, что люди скажут, коли приказ дам? А вот если кто сам, по доброй воле, держать не стану. И благословение дам и Йога обряд проведёт. Только где искать будешь? И сам погибнешь, и людей сгубишь.