Валерия Лагутина - Игры Богов. Книга первая. Захватчик: Тропою войны

Корзины с готовым металлом утопающие ногами в песке рабы уносят в кузню.

И там, в единственном затенённом от света месте, раздаются звуки кувалды о железный металл и сверкающие время от времени лезвия бросают солнечные блики.

Под тканым навесом на тонких покрывалах лежит толстый фрикиец -Аслан, и тихо стонет, изнывая от неимоверной жары:

– О боги! За что вы наказываете меня, послав на этот унылый берег? Почему одни нежатся в холодных дворцах, а другие вынуждены мучиться на этой проклятой жаре. Эй, ты, – кричит он проходящему мимо рабу, – принеси мне вина! И по – холоднее!

В жаркой кузнице несколько почерневших от жары мужчин куют стальное оружие. Один из них, Немой, высокий мускулистый мужчина неопределённого возраста с длинными, ниже плеч чёрными то ли от природы, то ли от копоти волосами, осторожно выдалбливает на рукоятках мечей замысловатые узоры. В образовавшиеся тонкие канавки мужчина аккуратно вставляет серебряные нити и аккуратными ударами молоточка накрепко вдалбливает их. У основания узора, в более глубокие каёмки аккуратно льёт смолу, на которую насаживает разноцветные камешки и затем опускает рукоять на несколько секунд в холодную воду. Достав остужённое оружие, глубоко посаженные голубые глаза мужчины внимательно всматриваются нанесённый рисунок, а крепкие руки до блеска натирают его шероховатым куском кожи, смоченным в специальном растворе.

Там, где кончается степь и начинаются великие горы, раскинулся каменный коган Хатыма. Каменный, потому что жили там тургары-хатымы не как все кочевники, в юртах, а в выдолбленных на склонах гор жилищах. Ведя аскетический образ жизни, они были настолько замкнутыми людьми, что практически не общались с другими коганами. Однако, выращивая на склонах гор дикий виноград, они были единственными тургарами, производящими винный напиток, и поэтому раз в году, на осеннем дишбабе, они спускались в степь и меняли свой товар на так необходимые им соль и муку. Будучи жилистыми и крепко сложенными , хатыми не прочь были и поучавствовать в состязаниях на силу и ловкость и нередко выходили из них победителями. И сам Хатым – баши, несмотря на вполне зрелый возраст, несколько лет подряд не уступал никому другому своё первенство в кулачном бою.

Пока не появился Теймур.

Этот молодой выскочка так бахлялся перед публикой, что сдержанный и хмурый Хатым еле сдерживался, что бы не навалять ему ещё до начала боя. Он уже ясно представлял, как сломает рёбра этому молокососу и согнёт его надвое. Однако каково же было его удивление, когда этот, как ему казалось, никчёмный парнишка, чуть ли не в двое младше него, нанёс такой молниеносный и мощный удар в его солнечное сплетение, что Хатым, даже не успевший прикрыться, рухнул на вытоптанный песок. Много лет не знающий поражения, он был уверен в своей очередной победе.

–Победа – женщина, – услышал он возглас молодого бойца, – и она отдаётся не всегда. Поэтому надо уметь ею овладевать!

Хатым почувствовал, как из центра его живота жгучие струйки боли побежали по всему его телу, достигая, казалось и самой головы. За голы жизни ему приходилось много драться, бить самому и быть побитым, но никогда он не ощущал ничего подобного. Боль была такой, словно чей-то кулак вошёл в его плоть и вырвал её наружу, вытаскивая цепляющуюся за него душу. Занесёнными пеленой глазами, Хатым видел, как соперник красуется перед улюлюкающей толпой и поклялся, что когда-нибудь обязательно отомстит ему за это унижение.

Узнав о смерти староко Каюма и о захвате власти Теймуром, Хатым понял, что его час настал. Безжалостно лишив гонца выскочки головы, он послал её молодому каюму, ясно намекая о своих намерениях и стал ждать. Он знал, что тот не простит подобное и его петушинный нрав обязательно начнёт рваться в бой. И поэтому по всей долине, от затерявшейся на горизонте степи и до начинающихся гор его лазутчики день и ночь прятались в ветках деревьев и кустарниках, высматривая врага.

Хатым знал, что Теймур со своей армией появиться именно здесь. Потому что не было более удачного места для перехода через горы, чем спрятанные в этой местности гористые тропы, ведущие к Дхалибу.

И однажды этот день настал.

–Они приближаются, – задыхаясь от быстрого бега, произнёс горец, преклонившись перед своим каюмом.

Чуть только алой зорькой над тёмным лесом забрезжил рассвет, да петухи прокричали подъём, оживились и улочки славличанской деревни. Бабы с коромыслами и вёдрами пошли на реку, молодые девки да ребятишки – в лес собирать заготовки на зиму, мужики в поле, а старики со старухами остались по делам домашним: похлёбку варить, да очаг топить. Все не спеша идут по своим делам, неспешно переговариваясь о случившейся накануне оказии.

–А волк- то огромный был, что человек, и на задних лапах бежал, – тихо рассказывает немолодая славличанка подруге, качая коромыслом.

–И вовсе не волк это, – перебивает её та, – а оборотень. И была их целая стая. Штук двадцать, не меньше.

Проходящий мимо старый дед брезгливо сплёвывает и сердито бросает в след:

–И ничто не двадцать.

–А ты почём знаешь? Сам видел?– останавливаются женщины.

Дед чешет за ухом и, решительно так отвечает:

–И ничто не был. Вон, Олеська рассказывала, – кивает он на молодую девушку с корзиной белья идущую в сторону реки, – она вчерась на воде была. Всё своими глазами и видела. Сотня была, никак не меньше.

Старик ещё раз сплёвывает и продолжает путь, а бабы, переглянувшись, окрикивают девушку:

– Олеська! Ты видела, что ли чего?

Девушка поворачивается к женщинам:

– Ну и что, коли видела?

Женщины спеша подходят к девушке и, перебивая друг друга, спрашивают:

– Ну, чего там? Волки, али кто?

Девушка ставит корзину на землю и лениво начинает, уже, наверное, не в первый раз:

–Ну, значит, полощем мы. А тут сорочка и поплыла. Йорка в воду, значит, за ней. А тут они, вроде волки.

–Я ж говорила, – перебивает Олесю одна из женщин, – а ты, оборотни, оборотни.

–Ну, вы чего, слушаете или как?– обижается девушка.

–Давай, давай, дальше.

Девушка интригующе смотрит на слушающих её славличанок:

– Ну вот, значит, я ей и кличу, брось ты её, ну, сорочку, ту, что уплыла. А она – в воду.

–Кто? Сорочка?– не поняла одна из женщин.

Девушка усмехается, будто думает: «Ну, и дуры же вы!» – а вслух отвечает:

– Да нет же, Йорка. А тут он, ну волк, который вроде вожак, что ли. Только на задних лапах. Хвать её.

Мимо разговаривающих женщин с обезумившими от горя глазами бежит, полный твёрдого желания, Койву. Женщины замолкают, смотрят ему в след и, тихо шепча, целуют и прикладывают три пальца ко лбу и груди.

–Ну вот, – заканчивает девушка, – на плечи взвалил и уволок.