Максим Арх - Регрессор в СССР. Лето 1977. Книга 1

– Но, магнитофон же не тысячу стоит?! – резонно возразила она.

– Да, не тысячу. Дешевле. Но дело в том, что я ещё решил стать писателем и мне нужна печатная машинка.

Мама удивилась и попросила рассказать о моих литературных изысканиях более поподробнее, что я и сделал…

Глава 15

12 августа.

С утра, позвонил Севе и попросил его купить шашлыка, как вчера, и чтобы ехал на базу без меня, я подъеду позже. Сам же собирался поехать на пункт международной и междугородней связи.

Дело в том, что пока проводница в поезде проверяла билеты на одной из множества станций, я залез к ней в сумку и переписал номер певца, о котором она говорила.

Жил певец в Узбекистане ака Узбекская ССР, в городе Ташкент. Вот ему я и решил позвонить, чтобы узнать, когда он будет в Москве и бывает ли он тут вообще? По идее должен.

Его песни часто звучат по радио и телевидению, так что, скорее всего, в Москве он бывает…

– Алло здравствуйте. Ташкенбаева Мансура Ильхамовича, можно услышать?

– А кто его спрашивает? – ответили мне с явным акцентом.

– Я – корреспондент газеты «Известия». Мы хотели бы взять интервью у певца.

– Он вообще-то в отъезде. В Москве, на записи, на «Мелодии», – ответили мне.

– А долго ли он пробудет в Москве, вы не скажете?

– Лучше вам самому с ним связаться, я не знаю. Он говорил, что, по меньшей мере, там будет до конца августа, – раскрыла планы певца собеседница.

«Ага. Значит, он пробудет в Москве ещё неделю. Отлично! Следовательно, нужно срочно записаться и уже потом продемонстрировать одну песню Ташкенбаеву, а другую Ибрагимову, если на него получится выйти», – быстро прикинул я план в голове.

– А вы не скажете, в какой гостинице он остановился? – продолжил выпытывать информацию у доверчивой женщины.

– В гостинице «Ленинградская».

– Извините, а как с ним можно связаться? Как мне ему туда позвонить? Не подскажите номер?

– Сейчас скажу, подождите, сейчас, – сказали на том конце провода. Я услышал, как там копошатся и шуршат, вероятно листая записную книгу.

–Записывайте номер, – и она продиктовала мне номер телефона апартаментов певца.

– Спасибо большое, до свидания.

– До свидания, – сказала доброжелательная женщина, которая и не подумала сомневаться, что говорит именно с корреспондентом, а не с каким-то мошенником, и на том конце провода повесили трубку.

«Очень интересно. Получается, певец в Москве, а это значит что? Это значит, что с ним нужно обязательно в ближайшие дни встретиться, пока он не укатил к себе в Ташкент», – сказал я себе, выходя из пункта междугородней связи.

После этого разговора я помчался на студию, где застал ребят, которые разбирались с магнитофонами.

*****

– Ну, что, как у вас тут дела? – поинтересовался я у ребят проходя в студию и здороваясь.

– Да вот, попробовали записать немного, вот на этот аппарат.

Сева включил катушечник. Запись, получилась более качественная, но по большому счёту – хрень, конечно…. С другой стороны – за неимением гербовой…

– А кто на ударных барабанил? – поинтересовался я. В студии, кроме меня, как и вчера в это же время, здесь находились только Сева, Юля и Кеша. Остальная часть, нашей «великолепной семёрки», работала на заводе.

– Да я немного попробовал, – смутившись сказал Сева. – Кстати говоря, вот эти два микрофона, лучше, чище пишут. Мы попробовали – неплохо записывают. Этот вот – немецкий, а этот – японский. Смотри, какой звук, – с этими словами он включил запись. – А вот наш, советский, видишь, как искажает? – подойдя к микрофону, Сева произнёс несколько фраз в микрофон. –И это лучший из всех, остальные вообще ужас, один треск стоит.

– Звук, какой-то электромеханический, – подтвердил басист.

«Электромеханический… Электронный… – проговорил я в голове и уцепившись за мысль, пытался поймать за хвост ускользающую идею. – А ведь в этом что-то есть… Электронный звук, в примитивных условиях… Эврика!»

– Это именно то, что нам надо! Сейчас… смотрите….

Я взял малый барабан, от «запасной» советской ударной установки, ослабил верхний пластик, включил запись и поднеся советский микрофон прямо вплотную к нижнему пластику, после чего стал бить по верхнему.

Записали несколько ударов, а затем прослушали, что получилось.

Я был потрясён. Звук получался, как в электронных барабанах девяностых годов.

– То, что нужно! – обрадованно прокомментировал я не понимающей публике.

– Гм… Какой-то странный звук, зачем он тебе? – поинтересовался Иннокентий.

– Для композиций, где пою я, нужен именно такой – электронный звук, – резюмировал главнокомандующий. – Ребята, нужно срочно, найти ещё пару советских микрофонов! Какие будут предложения?

Стали лазить и искать. В результате, ревизии, нашли в шкафу ещё один работающий экземпляр. Засунули его в бочку. Попробовали записать.

Вообще – идеал. Точь-в-точь – девяностые!

– Так, остался найти ещё парочку и будет полный комплект «электронных» барабанов, – констатировал я.

Естественно, не всё было так радужно. К примеру, для объёмности звука, очень не хватало «ревера», то есть реверберации. Реверберация – это процесс постепенного уменьшения звука при его многократных отражениях.

Ну если нет. То нет, что сделаешь?.. Поэтому, для «демо» – демонстрационной записи, вполне сойдет и так.

Установили два немецких микрофона, которые также снимали общий звук с барабанной установки. Все эти микрофоны были присоединены к пульту и уже с микшерного пульта, звук через провод шёл на магнитофон.

Я сел за установку и сыграл. Прослушали. Подкорректировали. Затем записали общую партию барабанов, методом «тыка», отодвигая микрофоны и регулируя ручки громкости и тембра. Добились более-менее нормального звучания.

В принципе для записи нужен был бы метроном, звук которого пускался бы в наушники, как ориентир темпа. Метроном – прибор, отмечающий короткие промежутки времени равномерными ударами. Но так как тут не было ни метронома, ни наушников, я посчитал что смогу нормально сыграть и так.

*****

Через четыре часа, мы записали все партии ударных, бас гитары, и клавиш, для всех семи композиций. Две для Юли, две для Антона и три для меня – любимого.

Осталось подождать, когда придут ребята и записать гитары, гармонь и вокал.

С другой стороны, чего их ждать? Сыграть на гитаре я и сам могу…

Подумал и отверг эту продуктивную идею.

Нет, нельзя! Нужно, чтобы весь коллектив участвовал в записи. Они должны прочувствовать, что «это» сделали именно они. Запись – их детище. Тогда им и будет хотеться чаще попадать на репетиции, стремясь на студию в любое свободное время. Будет хотеться записывать ещё и ещё, чтобы показать запись родителям, друзьям, знакомым… И как-нибудь за застольем, небрежно, между делом сказать: