Алексей Петров - Старая крепость

Вот она, – легенда, в моих руках. Нет, Макс Ланге, конечно же, прекрасно знал этот маузер и неоднократно стрелял из него, но вот я… Я видел Kar98k только в художественных фильмах да в обзорах на ютубе. Хотя нет, вру: на съёмках держал в руках, 1939 года выпуска. Кстати, а этот какого? Смотрю на клеймо: 1940. Тоже неплохо. Стрелять из Kar98k доводилось только в PUBG, там он на сленге местных игрунов назывался «каряк» и считался отличной снайперской винтовкой. Честно говоря, по конечному результату, то есть проделыванию лишней дырки в теле, не вижу особых отличий от винтовки Мосина. Да у них даже калибр почти одинаковый. Но, одно дело, – рассуждать с дивана, другое, – сжимать винтовку в руках, находясь в Брестской крепости.

– Интересно: как там парни Ройса? Смогли добежать до Трёхарочных? – ни к кому конкретно не обращаясь, спрашивает Эмиль.

Викинг вопросительно смотрит на меня, – он видел, как я пробежал к окну. Отрицательно качаю головой. Йенс раздосадовано сплёвывает и вполголоса ругается. Эмиль непонимающе косится на пулемётчика:

– Что с тобой?

– Никто из тех парней не выжил, Эмиль, – несмотря на красноречивый взгляд Викинга, я не вижу смысла скрывать правду от Райзингера.

– Ты… Ты уверен, Макс?

– Более чем. Видел собственными глазами. Последние четверо почти добежали до ворот, но попали на проволочное заграждение и…

– Мы отомстим! – зловеще произносит Викинг, – За всех наших погибших товарищей отомстим! За Курта, за Ройса, за Нойманна… Никакой пощады коммунистам!

Я хотел было вступить с Лерманом в дискуссию, но, увидев его отрешённое лицо, – передумал. Сейчас он вряд ли способен адекватно воспринимать информацию на тему того, что это именно Германия напала на СССР, а не наоборот. И немцев сюда никто не звал, плохого им советские люди ничего не сделали. То, что происходит сейчас, – абсолютно адекватная реакция на агрессию. Русские воюют за свои жизни, за семью, за близких, за свою Родину. А немцы за что? Я знаю, что причины войны отступают на второй план сразу после первых понесённых потерь. Ррраз! И ты уже, – мститель. Неважно из-за чего война, неважно! Месть! Вот вечный двигатель войны! За Лёху, за Ганса, – без разницы. Главное, – мстить. А остальные причины как-то сразу забываются. И вопрос «за что воюем?» ни у кого в голове не всплывает, потому что очевидно же!

Из радио-тамбура вышел Хольц, остановился рядом с нами, закурил.

– Что-нибудь слышно от наших, господин лейтенант? Собираются нас отсюда вытаскивать или нет? – не выдерживая, спрашивает Эмиль.

– Там пока не до нас, – выпуская облако дыма, произносит арткорректировщик, – На Северном очень серьёзная ситуация. Принято решение ввести в бой батарею StuG-III из 201-го дивизиона штурмовых орудий.

– А батарея – это сколько? – интересуется Райзингер.

– По-разному… – лейтенант пожимает плечами, – В данном случае, – шесть самоходок. Будем молиться за них. Если на Северном всё получится, – то и нас разблокируют.

– Да, было бы неплохо – соглашается Викинг.

Наблюдать втроём за большим залом и галереями нам вскоре надоело: русские и носа не показывают, в церкви тишина. Поэтому, Викинг волевым решением определил, что наблюдать будем по одному, меняясь каждые полчаса, после чего самолично первым заступил на пост. Проходящему лейтенанту мы донесли своё рационализаторское предложение, с которым он, чуть подумав, согласился.

Время тянулось невыносимо медленно. По всему периметру Цитадели шла перестрелка, особенно сильная со стороны Трёхарочных ворот, что уже становилось привычным. Мы, из церкви, участия в боевых действиях не принимали: людей едва хватало, чтобы держать оборонительные рубежи. Стрелять из окон было просто некому, да и количество боеприпасов не располагало. С момента гибели группы Ройса прошло уже часа два, и за это время русские так и не предприняли ни одной попытки атаковать нас на хорах или захватить большой зал. Поэтому, мы немного расслабились и позволяли себе сразу вдвоём отойти от балкона, оставив наблюдающего в одиночестве.

Было около 14 часов, я только что сменился и курил с Эмилем у окна выходящего в сторону Трёхарочных ворот, Викинг занял пост у парапета. На Северном продолжалась война, но теперь в грохот стрельбы вплелся новый звук. Мы с Райзингером переглянулись:

– Танки? – неуверенно произнёс Эмиль.

– Скорее уж, самоходки, – поправил я его и прислушался.

Действительно: где-то там, за Трёхарочными, раздавался гул работающих моторов. Банг! – Бах! Банг! – Бах! Звук выстрела пушки почти сливался со звуком разрыва. Значит, стреляли практически в упор.

– Ну, вот и помощь подоспела, – облегчённо выдохнул бесшумно появившийся за нашими спинами лейтенант Хольц.

Через несколько минут, мы увидели и сами самоходки. Точнее, – одну. Низкая, приземистая, она прошла сквозь среднюю арку Трёхарочных ворот и вошла в крепость. Безо всяких сомнений, это то самое штурмовое орудие из 201-го дивизиона. Дождались! Вот оно, спасение, – урчит двигателем и уверенно двигается вдоль кольцевой казармы в сторону разбитого артпарка! Эмиль не выдержал и помчался сообщать радостную новость камрадам на постах. Мы с лейтенантом остались у окна, – смотреть что будет дальше.

Вскоре, самоходка скрылась из виду и, чтобы не потерять её, нам пришлось перебежать на старую позицию, в будку киномеханика. StuG-III не стал въезжать на территорию артпарка, видимо, боясь там застрять. Самоходчики довернули чуть левее, выбираясь на спортплощадку.

Снеся пару турников, «штуг» развернулся и открыл огонь по внутренней стороне кольцевой казармы. Он работал по огневым точкам и каждый выстрел попадал в цель, выбивая из окна или амбразуры облачко красновато-серой кирпичной пыли. Мда, защитникам явно приходилось несладко… Этот «штуг» делов натворит… Казалось, до него было рукой подать: метров 70 от церкви и 50 от домика, где удерживало оборону отделение Шойнемана. Но… Близок локоток, да не укусишь.

По самоходке стреляло всё, что было у русских под рукой: броня буквально искрилась от пуль. Даже русские снизу открыли огонь! Добежать до «штуга» нереально, – да и нужно ли? Умом понимаешь, что нет, но сердце утверждает обратное. Для окружённых, любой контакт с «большой землёй» очень важен: теперь я это очень хорошо прочувствовал. Как оказалось, прочувствовал не только я:

– Нужно им показать, что мы здесь! – осенило Хольца и он стремительно выбежал в радиорубку.

Не успел я и глазом моргнуть, как лейтенант вернулся, неся в руках свёрток какой-то красной ткани.

– Разворачиваем! – приказал он мне.

В свёртке оказался Рейхсфлаг: огромное красное полотнище со свастикой в белом круге. С помощью кирпичей и торчащей арматуры мы с горем пополам закрепили его на подоконнике. Четверть полотнища оказалась в будке, остальная часть свисала из окна. В процессе установки, лейтенант поведал, что этот флаг покажет самоходчикам, что мы здесь. Кроме того, спасёт и от своей авиации, которая обязательно увидит сверху, что в церкви немцы и бомбить нас не станет. От себя я бы добавил, что флаг увидят и русские. Нет, они и так знают, что здесь засели немцы, но зачем их лишний раз раздражать? Бьюсь об заклад, что флаг подействует на них как красная тряпка на быка. Мысли свои я благоразумно озвучивать лейтенанту не стал, – так, на всякий случай.