Алексей Петров - Старая крепость

Земля вздрогнула. Тум! Ну, теперь держись! Как я к этому ни готовился, – а рвануло всё равно неожиданно. Чудовищный силы взрыв сотряс Восточный форт. В глазах на мгновение потемнело, по ушам ударил страшный грохот: было такое ощущение, что наше укрытие подпрыгнуло в воздух на добрый метр, а потом опустилось обратно. Я полетел на пол, больно ударившись локтём при падении. Свет превратился во тьму, в казематы картечью влетели комья земли вперемешку с камнями. В окна и амбразуры пахнуло нестерпимо горячим, остро запахло сгоревшей взрывчаткой. Всё вокруг заволокло пылью, от которой было не продохнуть. Жуткая картина. Такое ощущение, что мы заживо погребены в этом каземате. Кашляя и матерясь, стали подниматься бойцы.

– Ещё один такой налёт, – и нам здесь всем хана! – мрачно заметил невидимый в темноте красноармеец.

– Сдаваться надо! Сдохнем здесь ни за грош! – заистерил, срываясь на визг, ещё один.

Притихший было каземат, наполнился шумом и гвалтом.

– Прекратить панику! Доложить о потерях! – перекрикивая гомон, раздался откуда-то сбоку зычный голос Гаврилова, – Раненых – в лазарет, живые, – к амбразурам! Командиры – ко мне! Домиенко!

Как ни странно, убитых в результате авианалёта опять не было, – только раненые. Контузиями различной степени тяжести, по-моему, обзавелись все.

Бомбардировка оказала на гарнизон больше психологический эффект. Крупно повезло, что последняя бомба попала именно туда, куда надо, чтобы минимизировать потери защитников: на скат внешнего вала. Его толща оказалась первым препятствием на пути разрушительной взрывной волны. Второй преградой стал внутренний вал форта, в котором мы и находились. Пока не ясна обстановка у Касаткина с Коломийцем, но не думаю, что там хуже, чем у нас. Мою догадку подтвердил посыльный от начальника штаба, которым оказался сухопутный одесский моряк Вороненко. Он вихрем ворвался в каземат и оторопело застыл в дверном проёме:

– Ох ты, мама моя родная!

– Проходи, не стесняйся, – кашляя, пригласил я Костю внутрь.

– О, живой, братишка! – искренне обрадовался он, – Где тут майор наш?

– Кто меня ищет? – из пыльного тумана появился Гаврилов.

– Это я, – рядовой Вороненко! Капитан прислал. Иди, говорит, узнай как обстановка…

– Терпимо. Что у вас?

– Нормально! По ушам, правда, хорошо вдарило, а так, – жить можно!

– Это радует. Ладно, пошли к капитану, здесь Домиенко сам разберётся.

Касаткина мы встретили по пути, – не выдержал, помчался сам узнавать положение дел на нашем участке.

– Ну, слава богу, – живой! – облегченно выдохнул капитан, – А я тут уже, грешным делом, плохое подумал. Бомбили-то вашу сторону знатно!

– Да уж, постарались немцы… Что у Коломийца? Убитые? Раненые?

– Раненых шесть человек, убитых нет, – чётко доложил начштаба.

– У нас тоже потери минимальные. Но, сдаётся мне, оборона наша подходит к концу…

– Да, взялись за нас немцы крепко…

– Собирай людей, я сейчас буду.

– Сделаем.

Дождавшись, пока Касаткин с Вороненко скроются за поворотом коридора, Гаврилов повернулся ко мне:

– Ну, вот и всё, Иван. Тошно на душе…

– Понимаю твоё состояние, но оборона действительно исчерпала себя. Пора принимать неприятные решения.

– Да, ты прав, но…

– Что «но»?

– Может, дотянем до темноты, а там, – на прорыв? – горячо заговорил майор, – В последний, решительный, бой?

– Благодаря сапёрам, до темноты доживут немногие… А там, идти под светом прожекторов и под дулами танков и пулемётов? Самоубийство. Успокойся, не губи людей!

– Эх! – в сердцах ударил по кирпичной стене Гаврилов, – Умом понимаю, а сердцем…

– Делай что должно – и будь что будет, – криво процитировал я Марка Аврелия.

– Хорошо сказано. Ладно, пойдём!

В казематах горжевой казармы Восточного форта, Касаткин собрал всех бойцов роты Коломийца: чуть меньше двухсот человек. Я занял место в строю рядом с лейтенантом. Гаврилов медленно обошёл нас, вглядываясь в усталые, закопченные лица красноармейцев. Наконец, он остановился.

– Товарищи! Сильный и коварный враг напал на нашу Родину! Напал вероломно, без объявления войны! Несмотря на это, мы, бойцы Красной армии, оказали достойный отпор агрессору! Здесь, в Брестской Крепости, нашли свою погибель немало фашистов! Посмотрите вокруг: подступы к Восточному форту завалены трупами немецких солдат! Целых семь дней продолжается наша героическая оборона! Хочу поблагодарить вас за стойкость и мужество! Невзирая на тяжёлое положение, вы до конца остались верны долгу и присяге! Спасибо, товарищи! К сожалению, сегодня наше сопротивление потеряло смысл… Фашисты оставили попытки взять штурмом форт и нащупали слабое место обороны… Их сапёры взрывают валы и помешать этому мы не в силах… Погибать под завалами, не нанося никакого урона врагу, – считаю недопустимым! Попытки прорыва приведут только к новым бессмысленным жертвам. Мы должны жить, чтобы и дальше бить врага! Бить до полной победы! Это решение, поверьте, далось мне нелегко. Кто желает сдаться, – осуждать не буду… Оборона закончена, я распускаю гарнизон.

– А как же Вы? – выкрикнул в наступившей тишине лейтенант Коломиец.

– Я в плен не пойду, – упрямо качнул головой майор, – Вольно – разойдись!

Строй сразу же распался. Бойцы зашумели, задвигались, обсуждая потрясшую всех новость. Гаврилов стоял, глядя на разбегающихся красноармейцев. К нему подошли Коломиец, Касаткин и Абакумова.

– Как же так, товарищ майор? – растерянно вопрошал Коломиец, – Неужели, конец?

– Я всё сказал, – грубовато ответил Гаврилов, – Дальнейшее сопротивление считаю бессмысленным.

– Я останусь с ранеными, – твёрдо сказала Абакумова.

– Приказать я Вам не могу… Спасибо за всё, – присмотрите за ними…

– Пётр Михайлович! – Касаткин был спокоен и деловит, – Что будем делать с оставшимися запасами продовольствия и боеприпасов?

– Взрывать нечем, так что оставим всё как есть. Или у Вас есть какие-то другие предложения, Константин Фёдорович?

– Других нет, – пожал плечами Касаткин, – Для меня было честью сражаться вместе с Вами!

– Спасибо, капитан! Не поминайте лихом! Алексеев! – это уже мне, – Пошли к Домиенко, закончим с этим…

Для бойцов, находящихся в помещениях внутреннего вала, Гаврилов произнёс примерно такую же речь, сложив с себя полномочия командира и предоставив им полную свободу действий. Из форта потянулись первые сдающиеся…

Мы вернулись в штабной каземат. Ломая спички, я светил Гаврилову, который выгребал из ящиков документы и складывал их на стол. Какие-то ведомости, бланки, приказы, – бумаг было не очень много. Вытащив всё, что не должно достаться врагу, майор поджёг образовавшуюся кучу. Печать 44-го стрелкового полка он сунул в карман. Пока мы занимались уничтожением документации, у входа в штаб собралось несколько человек: Вороненко с каким-то молодым бойцом, пограничник Силаев, лейтенант Коломиец. Заметив их, Гаврилов спросил: