Роман Злотников - Крест и Полумесяц [litres]

Но мы с Добраном были уже совсем рядом с главным храмом современного православного христианства. И потому, лишь недолго повосхищавшись ипподромом, поспешили к Святой Софии.

Громада огромного, самого крупного сегодня храма в мире – его высота составляет более пятидесяти метров! – нависла над нами, одновременно и подавляя, и восхищая своей мощью и величием. Серьезно, нам с варином пришлось сделать над собой усилие, чтобы наконец-то войти в собор… И первое желание, что я испытал, переступив порог, было желание пасть на колени или даже вовсе распластаться на мраморном полу храма – и смотреть вверх, на парящие, словно в воздухе, огромные купола. Все пространство внутри было залито солнечным светом, бьющим из десятков, может, даже сотен окон! И главное – он отражался! Отражался от невероятно высокого, метров пятнадцать, серебряного иконостаса, от золотых окладов и драгоценных камней, коими они инкрустированы. Кажется, светились даже яшмовые, порфировые и малахитовые колонны – говорят, их вывезли из древних языческих храмов Востока. А еще говорят, что в каждую из колонн вмуровали мощи святых – и действительно, греки толпились вокруг, стараясь хотя бы коснуться драгоценных поверхностей, а то и вовсе обхватить их, обнять.

Созданные с невероятным искусством мозаичные изображения Господа, Богородицы и святых, ангелов и архангелов одновременно строго и торжественно смотрели на нас со стен храма. Мне казалось, что они заглядывали мне прямо в душу, читали мысли – до того проницательными были эти взгляды…

И наконец, на главном кресте собора я разглядел терновый венец Спасителя.

Оглушенный, опустошенный великолепием и невиданной силой Святой Софии, я будто бы растворился внутри ее огромного пространства, до глубины души пораженный и восхищенный открывшимся мне величием. Впрочем, это было величие не только неземной красоты и роскоши, но и ощущения полной отрешенности от внешнего мира, ощущение полета души… Я остро жалел лишь об одном – что не попал в собор во время службы. Впрочем, с другой стороны, на литургии здесь наверняка яблоку негде упасть, а так я сумел насладиться первым посещением храма. Покинув его, мы с Добраном вернулись на постой, не проронив за день ни слова – каждый с головой погрузился в собственные переживания и мысли. Впрочем, о чем молился мой спутник, о чем взывал к Господу, припав к одной из колонн и позже, на коленях у креста, я вполне представляю – до меня долетело отчетливо произнесенное имя Дражко.

Эх, хоть бы брат моего верного телохранителя действительно выжил и нашелся…

А уже сегодня меня пригласили во дворец – местные чиновники могут работать быстро, если захотят! Вот только встретила меня василисса – оказалось, что император пока не вернулся с учений в Эпире.

Евдокия с поистине царственным видом восседает на золотом троне, установленном на помосте из зеленого мрамора. Вообще, блеск и великолепие зала ошеломляют: боковые нефы отделены от основного пространства мраморными колоннами, украшенными растительным резным узором, стены покрыты разноцветными мозаичными картинами. Перед троном установлены механические позолоченные львы, поднявшиеся на задние лапы при моем приближении и издавшие громогласный рык, ударяя хвостами об пол. Мне едва хватило выдержки не отскочить назад! Вот это был бы позор… Зато я уже не особо удивился, разглядев на позолоченном дереве у трона механических птичек, время от времени поднимающих крылья и издающих тихое, но мелодичное пение. Н-да, этот блеск способен ослепить кого угодно!

Впрочем, не побоюсь сказать, что все великолепие тронного зала служит лишь оправой для истинного самоцвета – василиссы Евдокии. Нет, я слышал, что она весьма привлекательна и в молодости была одной из первых красавиц ромейского двора. Но более чем сорокалетний возраст (на Руси уже как бы не бабками считаются в сорок-то лет!), восемь родов… Я думал, что комплименты императрице – дань уважения или банальное подхалимство.

Я ошибался.

Точеное лицо с идеально правильными чертами, тонкими, красиво изогнутыми бровями, большими карими глазами и чувственными губами… Ни следа даже легкой полноты, порой портящей природную женскую красоту, ни одной морщины даже на шее не сумел найти мой изумленный, ищущий взгляд. Конечно, придворные ромеи несомненно преуспели в косметике, как и в умении продлевать молодость различными растительными притираниями, секрет изготовления которых наверняка охраняется не хуже, чем рецепт «греческого огня»… И все же в душе рождается ощущение, что неувядающая красота этой женщины – заслуга самой василиссы. Увы, открыто лишь ее лицо, обрамленное черными как смоль волосами, которые украшены диадемой-стеммой, фигуру же скрывают пышные царские одеяния. И все же под ними угадывается немалых размеров грудь, зато незаметно даже намека на живот.

При входе в тронный зал, когда перед моим лицом был отдернут парчовый занавес, по принятому церемониалу я должен был пасть ниц. Правильно ли я поступил или нет, но опустился лишь на одно колено, склонив голову и приложив правую руку к груди – жест уважения с сохранением собственного достоинства. В тот момент я был очень зол: во-первых, рассчитывая провести переговоры с базилевсом Романом, я и затачивал свои аргументы под мужское мышление императора-воина. Женщины же порой могут быть просто нелогичны и даже некомпетентны, особенно в вопросах государственных. Какие бы ни ходили слухи о мудрости Евдокии, я не мог быть уверен в этом – лесть ведь никто не отменял. Во-вторых, мне сразу дали понять мою значимость как посла, приведя во дворец пешком. Действительно важным посланникам обязательно предоставляли пышно украшенных лошадей, если же коня нет – то это прежде всего знак немилости государя. В-третьих, сильное раздражение вызвало показательное вождение по богато украшенным коридорам дворца, между шеренг построившихся северян-гвардейцев. Последние замерли словно ледяные глыбы, напрочь игнорируя мое присутствие. И наконец, я никогда не любил звук органа, ударивший по ушам в момент моего входа в тронный зал!

Но стоило мне лишь поднять взгляд на императрицу, как все раздражение разом ушло, сменившись недоверием, удивлением, восхищением… и ощущением того, как наливается тяжестью низ живота из-за прильнувшей к нему крови. Последний факт был настолько неожиданным, что я невольно опустил глаза, словно подросток, засмотревшийся на красивую взрослую женщину, заметившую его интерес. Более того, я вдруг почувствовал, как загорелись мои щеки – и все это под глухой и недовольный ропот в тронном зале.

И вдруг раздался мелодичный голос этой необыкновенной женщины! Ведь по дворцовому церемониалу я должен был излагать свои просьбы и предложения через логофета, местного министра. Но, к всеобщему удивлению придворных, василисса обратилась ко мне напрямую. Подняв глаза, я успел разглядеть в уголках ее губ тень чисто женской лукавой улыбки, что, впрочем, тут же исчезла. Но и во взгляде императрицы что-то такое мелькнуло… Похожее на удовольствие от моего искреннего, неприкрытого восторга и интерес к моей скромной персоне.