Андрей Шопперт - Колхозное строительство [СИ]

— Простите…

— Нет, это вы меня старую дуру простите! Это правда ваши песни? — подскочила и выключила магнитофон старшая ведьма, — Смирнова Вера Васильевна. Это — Софья Борисовна Радзиевская. Она писатель и переводчик.

А это — Елена Цезаревна Чуковская. Люша — внучка и по совместительству помощница Корнея Иванович. Люша обойди всех, пусть бросают все дела, и будем наслаждать настоящими песнями.

Магнитофон был так себе. Хрипел на низких частотах и время от времени подозрительно щелкал. Это не помешало набиться в кабинет, потом в приёмную, а потом и в коридор, наверное, всему писательскому сообществу в это время находившемуся в Доме Писателей. Где-то там, в коридоре, изредка возникал вопрос: "Что происходит", на вопрошающего шикали и снова устанавливалась тишина. Но это там. Здесь, в кабинете, люди плакали. Голос Богатикова сменял высокий голос Вики Цыгановой, потом пел Сирозеев, потом снова Богатиков. Вот и последняя песня. "День Победы". И только шуршание пленки, и свист каких-то колёсиков в пошарпанной "Яузе — 5". Никто не хлопал. Никто не хвалил. Никто вообще не дышал. Пётр, уже проверивший несколько раз действие всех военных песен одновременно на неподготовленную аудиторию, только переминался с ноги на ногу и смотрел, как люди вытирали слёзы. Какие замечательные песни он украл, даже сам себе завидовал.

— С начала поставьте, — заорали из коридора.

— Сначала, сначала, — не дождавшись ответа из кабинета, начали скандировать литераторы.

Порядок удалось восстановить не сразу и не быстро. Петру пришлось на уступки пойти. Он не хотел, чтобы песни разлетелись по стране до того, как их исполнит Богатиков и до того как он устроит концерт для руководителей области 9 мая. А сейчас только февраль. Достигли консенсуса таким образом. Магнитофон с кассетой переходит на один час в ведение коллектива под руководством Первого Секретаря Союза Писателей Константина Александровича Федина. Сам же большой начальник обещает, что никто не будет переписывать тексты и пытаться добыть второй магнитофон, чтобы скопировать запись. Глава всех писателей Союза хмыкнул, недоверчиво попереглядывался с ведьмами и махнул рукой.

— Зачем же писать песни, если их нельзя петь и слушать.

— Они ещё не зарегистрированы, и часть неправильно исполнена, — твёрдо стоял на своём Пётр.

— Так в чём проблема, ВУОАП у нас в подвале находится, да я их могу и позвать.

— Позовите, пусть послушают, но всё равно переписывать и копировать не надо, — не сдавался Пётр.

— Ну, хозяин — барин, — явно недовольный ушёл товарищ.

Едва мэтр ушёл, Пётр собрался поговорить о книгах, но не дали. Встряла Люша.

— Пётр Миронович, а вы надолго к нам, в Москву? Вас надо обязательно познакомить с дедом и Александром Исаевичем.

И тут Пётр вспомнил, кто такая — "Люша". Падчерица расстрелянного физика Матвея Бронштейна. Химик. Зарубочку Пётр сделал. Постоянно помогала Солженицыну — с начала 1960-х годов и вплоть до его высылки из СССР. В середине семидесятых напишет статью: "Вернуть Солженицыну гражданство СССР". Вопрос: "Ему — Первому секретарю Краснотурьинского горкома КПСС эта Люша нужна как друг или как враг?". А ему как писателю? Вот вопрос, так вопрос. Она через деда легко протолкнёт публикацию его книг огромным тиражом, если, конечно захочет.

— Елена…, — обратился, решившись, к будущей правозащитнице Пётр.

— Цезаревна, но можете называть и Люша, вам можно.

— Елена Цезаревна, можно я озвучу специально для вас пару сентенций.

— Сентенций? Слово-то уже неприятное, боюсь, что и смысл мне не понравится, — начала догадываться "внучка".

— У меня будет не краткая латинская апофегма. И не афоризм. Хорошо, это будет не сентенция, будет притча, я ведь сказочник, — продолжал настраиваться Штелле.

— Да, уж говорите, — чуть не хором поторопили бабки Ежки.

— Представьте такую ситуацию. Идёте вы к Александру Исаевичу, несёте батон колбасы. И по дороге видите бездомную собаку, жмущуюся к двери подъезда. Вы кормите собаку. Благородный и непредосудительный поступок. Потом эта процедура повторяется ещё несколько раз, собака к вам привыкает и даже уже даёт себя погладить. В очередной раз вы идёте в гости к Александру Исаевичу уже с дочкой. Кормите собаку и начинаете гладить её. Дочка тоже тянет руку, но собака ведь дикая, она думает, что у неё пытаются отобрать колбасу и кусает девочку за руку. Не сильно. Дочка вскрикивает. Вы кричите на собаку и она, испугавшись, кидается прочь. Но на пути стоит маленький мальчик, которому было интересно посмотреть на незнакомую девочку. Он делает естественное движение, чтобы заслониться от бегущей на него собаки. Та воспринимает это как угрозу и совершенно растерявшись, кусает мальчика за руку, опять не сильно. Собака убегает. Вы ведёте дочку к Александру Исаевичу, где промываете рану и перебинтовываете. Потом на следующий день проверяете состояние ранки. И на всякий случай меряете температуру. Она — 37,3 RC. И дочка всю ночь ворочалась и плохо спала. Вы ведёте дочь к врачу. И тот диагностирует бешенство. Девочке начинают делать уколы, в итоге болезнь удалось победить, но, сколько это вам стоило нервов, — Пётр перевёл дух, взял со стола графин с водой и сам налил себе половину стакана. Выпил одним глотком.

— Дальше, что с мальчиком? — аж привстала со своего громоздкого стула Смирнова.

— А мальчик из бедной семьи. Отца нет, а мать уборщица в школе. И у неё ещё двое. Мальчик заболел Гидрофобией и умер в мучениях. Вопрос. Как бы вы повели себя, Елена Цезаревна, если бы с помощью машины времени попали снова в тот миг, когда в первый раз покормили несчастную замёрзшую собаку? Не надо, не отвечайте, — предотвратил попытку ответить нервно вышагивающую в течение всей сентенции вдоль окна Чуковскую.

— Почему? — опять Смирнова.

— Все ответы в конце. Второй вопрос. Снова идёте вы к Александру Исаевичу, и опять у крыльца лежит эта собака. Ваши действия? И опять не надо пока отвечать. Слушайте вторую притчу. Живёт в вашем дворе мальчик Серёжа. И у него детский энурез. Родители, допустим, напугали. Пройдёт с возрастом. В этом же доме живёт врач. И вот как-то по телефону она обсуждает эту проблему с матерью Серёжи. Уговаривает её не волноваться, пройдёт, мол, само, главное не нагнетать в семье обстановку. Этот разговор подслушал её сын Сашенька. Встречает он во дворе своего друга Серёжу, и вместе идут они в школу. Сашенька и говорит другу, знаю я про твою болезнь, но ты не переживай, моя мама сказала, что это скоро само пройдёт. Как вы будете относить к мальчику Саше? Не отвечайте. Следующая ситуация. У мальчиков Саши и Серёжи есть друг Колька. И вот Сашенька рассказывает Коле о болезни их друга и не смеётся, а наоборот утверждает, что это всё ерунда и пройдёт со временем. Как теперь вы будете относиться к Сашеньке? И опять не отвечайте. Третья ситуация. В этой школе учится враг всей тройки друзей, сплетник и драчун Семён, который от всех требует, чтобы его называли "Сэм". Так вот, этот Сэм является редактором школьной стенгазеты. И мальчик Сашенька, обидевшись, что Сергей забыл поделиться с ним конфетой, рассказывает о болезни Сергея Сему, а тот всё это публикует в школьной стенгазете. Как теперь вы будете относиться к мальчику Сашеньке? И опять не отвечайте. Есть ещё и третья сентенция — притча. Но перед ней пару афоризмов. Враг моего врага — мой друг. Не делай добра — не получишь зла. Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся. Ну вот, теперь притча. В этом дворе, кроме мальчиков Саши и Серёжи ещё живёт много других мальчишек. И мальчик Саша, отомстив Серёже за конфетку, вошёл во вкус и стал ябедничать родителям других детей на их чада. Одного в угол поставили. За дело, наверное. Второго выпороли, тоже ведь было за что, поди. А третий стал защищаться от избиения пьяного отца и тот, не контролируя ярость, со всей силы заехал ему кулаком в живот. У мальчика разрыв селезёнки и он умирает. Вот теперь я готов выслушать ваши…. Нет, не ответы. Вы ведь и сами обо всём догадались, а вопросы, — Пётр оглядел притихших дам.