Андрей Березняк - Самый яркий свет

На синей написано, что предъявителю надлежит выплатить пять рублей ходячею монетою, но больше рубля с полтиной лихачу никто не даст. И это уже хорошо, потому как лет пять назад и рубля не отсчитали бы.

Деревянный павильон кофейни Бурдерона разместился совсем рядом с Адмиралтейством, гласис 6 6 Гласис – пологая земляная насыпь перед наружным рвом крепости. которого почти окончательно уже срыли, а канал активно засыпáли. На входе человек внимательно и с подозрением посмотрел на меня, но ничего не сказал. В конце концов, это не ресторасьон, куда дамам вход может быть заказан даже с сопровождением, но приличия и здесь на грани – одинокая девушка без мужчины, пусть и в кондитерское царство. Я потянула за цепочку и разместила фаравахар поверх жилета. Взгляд кельнера сразу же преобразился, в нем появилась заискивающая угодливость.

– Мадмуазель желает столик?

Заведения, содержащиеся французами или имитирующие такое содержание, отличаются некоторой «европеизированностью». Здесь не будет раболепного отношения половых, вездесущего «с» в конце каждого второго слова, а гарсоны держатся с некоторым достоинством. Но мой статус может разбить манеры даже такого прожженного человека 7 7 Человек – в данном случае официант. Как и половой. , стоящего на входе кофейного дома Бурдерона.

– Если меня еще не ожидают, то да.

– Если позволите узнать, кто ожидает мадмуазель, я смогу проводить Вас.

– Англичанин. Средних лет, плешивая башка. Вид премерзейший.

Кельнер почтительно поклонился, чуть наклонился и тихо ответил:

– Сей господин в дальнем уголке. Мне кажется, он Вам не нравится, сударыня, и даже позволю себе заметить, что не зря. Крайне неприятная персона. И, позволю заметить, кажется опасной.

– Не вздумайте плевать ему в кофе, – ответила я.

Замечание человека было не вполне уместным для его статуса, однако поправлять его я и не думала.

– Никогда, мадмуазель! В кофейном доме Бурдерона блюдут приличия!

– Вот и славно. Подайте мне кофию и лучшего шоколада. И учтите, что этот господин за меня платить точно не будет. Но и не позвольте ему уйти, не оплатив свой счет. С этого бульдога станется.

Англичанин действительно уже ждал меня за дальним столиком. Он выбрал место в стороне от основного скопления посетителей и подальше от кухонной части. Перед ним стояла одинокая чашка чая, что говорило скорее не о деловом подходе, а о типичной альбионской скаредности.

Я молча подошла к нему, но мой визави даже не поднялся при моем появлении. Человек помог мне устроиться на стуле, поклонился и уверил, что заказанное принесут буквально через несколько минут.

– Вы поздно, мисс Александра.

– И Вам здравствуйте, мистер Дюпре.

И добавила по-английски:

– Ваш русский ужасен, граф, давайте вести беседу на вашем языке.

Александр Дюпре, граф Каледонский постарался не выдать своего удивления, впрочем, безуспешно.

– Вы отлично владеете им, – признал он.

– Во мне множество сюрпризов. Но к делу, граф. Ваше общество, как Вы понимаете, не доставляет мне удовольствия. Надеюсь, что сладкий шоколад скрасит послевкусие нашей беседы.

Дюпре не повел и ухом от такого начала разговора. Прожженный политик и торгаш он был готов к любым поворотам, так что можно было и не надеяться сбить его с толку. Но попытаться стоило.

– Что ж, давайте о делах. Мисс Александра, Вы ведь знаете о долгах Вашего отца…

– В которые Вы его и втравили, – невежливо перебила я графа. – Прекрасно осведомлена. Сумма значительная. Я бы сказала, что устрашающая. Но Вы уже не в первый раз беспокоите меня этим вопросом. Я отвечу ровно то же самое – обращайтесь к нему.

– Мертвые не отвечают, что бы ни говорили шарлатаны-медиумы, – мрачно ответил Дюпре.

– Вы можете сдохнуть и встретить моего папеньку на том свете. И предъявить ему все свои претензии. На этом свете о Вас не будет сожалеть никто, даже Ваша дражайшая супруга, чью семью Вы успешно ограбили.

– Ваш английский даже слишком хорош, – поморщился граф Каледонский. – Словно я в портовых кварталах Дюнкерка.

– О, до этого моветона мне еще далеко, но не скрою – очень хочется пообщаться с Вами именно на этом диалекте. Сомневаетесь в моих знаниях?

– Уже нет. Но Ваша грубость, мисс, не снимает моих требований. Ваш отец остался должен мне и компании значительную сумму. В рублях она превышает…

– В рублях она составляет восемьсот пятьдесят четыре тысячи серебром. Мне прекрасно известно, что записано в счетных книгах отца. Но повторю свой вопрос: какое отношение к этому имею я?

Дюпре не ответил сразу, подождав, пока человек поставит на столик мой кофий и шоколад. Вряд ли местные служки понимают английский, но рисковать мой собеседник не хотел.

– Ваш отец умер…

– Был убит, – снова перебив графа, поправила его я.

Он поморщился, но продолжил.

– Его смерть не обнуляет его долги. По закону они должны быть покрыты из принадлежавшего ему имущества. Это его апартаменты, земли, акции.

– Вклады, мистер Дюпре, вклады.

– Не важно, пусть будут вклады. Вы незаконно владеете всем этим, и сами знаете это.

Я откинулась на спинку стула и внимательно посмотрела на англичанина. Он донимал меня письмами, дважды подходил ко мне на приемах, но теперь решился на встречу, очевидно, даже не подготовившись к ней. Я бы проигнорировала его приглашение, если бы не одно.

Уверенность в том, что именно эта островная мразь имеет отношение к убийству моего отца.

– Мистер Дюпре, Вам известно, что я не получала наследства?

– Как не получали? Я узнавал, владелицей всего имущества мистера Платона сейчас значитесь Вы.

– А Вы не интересовались, когда я стала владелицей этого имущества? Вижу, что нет. Так вот, и апартаменты, и земли, и вклады записаны на мое имя с тринадцатого года. Сейчас у нас на дворе 1817, двадцать шестой год правления Его Величества Императора Павла, да продлит Мани его царствование. Мой отец был убит, – тут Дюпре снова поморщился, – в 1816 году. То есть через три года после того, как подарил мне все свое состояние, которым потом управлял по моему доверению. О чем в нотариальных книгах есть все записи. Так что уберите свой нос от моей собственности.

– Вы женщина, – снисходительно заметил граф.

– И что? – деланно изумилась я, хотя уже понимала, к чему клонит англичанин.

– И Вы не замужем, – продолжил он. – Вы не можете быть собственником имущества, поэтому эта воля Вашего отца не могла свершиться.

– Мистер Дюпре, – снисходительностью в моем голосе можно было пересластить и шоколад, который я тут же попробовала.

Да уж, мой тон и в самом деле сахарнее, несмотря на отличное качество принесенного десерта.