Андрей Березняк - Самый яркий свет

Сомнения у Николая Порфирьевича вызывало и само место, где обнаружили тело. Традиционно зимой через Неву у Императорского дворца переправляются от левого крыла Адмиралтейства к Биржевой площади, если лед крепок. В оттепель мало кто рискует и топает до Исаакиевского наплавного моста или до Петербургского, ведущего в Петербургскую же сторону к Троицкому собору.

Отца же нашли прямо посередине Невы между дворцом и Петропавловской крепостью – в самом широком месте реки, куда и в лютые морозы остерегаются соваться и безрассудные удальцы. Течение там подмывает лед даже в стужу, можно провалиться в стылые воды, никто и не найдет потом. Да и что делать Платону Сергеевичу ночью в Петербургской стороне? Фабричный район, обитель мелких чиновников и дворцовой челяди. Да, там стоят семейные мастерские, но что могло погнать выпившего хозяина среди зимней ночи их посетить?

– Я встречалась с Дюпре сейчас.

– Да знаю, Сашенька. Не думаешь же ты, что я бы тебя одну туда отпустил?

Призадумалась, сосредоточилась. Спиридонов хмыкнул, заметив мои сузившиеся зрачки.

Итак, кофейный домик, столик, за которым мы сидели с графом. Рядом усатый господин явно с супругой и еще одной женщиной. Обсуждают «Дмитрия Донского» 11 11 «Дмитрий Донской» – пьеса В. А. Озерова, впервые поставленная в Петербурге в 1807 году. Упоминается Пушкиным в «Евгении Онегине». , сокрушаются, что Семенова 12 12 Екатерина Семеновна Семенова – знаменитая русская актриса начала XIX века. уже не та – стареет, нет прежней «эмосьон» на сцене.

Не то.

Еще дальше. Господин, читающий газету. Попивает шампанское. Человек приносит ему бутыль – французское, «Аи». За бутылку меньше шестидесяти рублей не попросят.

Так что тоже не то.

Рядом мамаша с двумя детьми, сопровождает, очевидно, свекр. Уже в старой немощи, поклевывает носом.

Не то.

Ага, вот.

– Серый сюртук, боливар… не соответствует. Не сочетается. И еще один – бордовый, прости Мани, фрак, короткофалдовый. Если бы не цвет, то выглядел бы прилично. И этот ваш fileur стал расплачиваться сразу после меня.

– Как ты сказал? Филер? Крепкое словцо, надо запомнить. Агафон бегом ко мне метнулся, а Степан поговорил с половыми, чтобы не забыли потом ничего. Так что угрозы английские у меня в папочке, – пристав постучал пальцем по бумагам, которыми, оказывается, и занимался до моего прихода. – Но это в дело так прямо не положишь, сама ведь понимаешь. Угрозу ты выпытала Светом, озарила беднягу. Что ему грозит теперь?

– Увы, головой помается до утра, потом будет свежий, к сожалению. Я не pap á .

– Вот и хорошо, что не папа, не делай глупостей. Свет или не свет – на бумаге этого не видно, а опросят свидетелей как положено, все будет в копеечку. К нашему судье Дюпре не пойдет жаловаться, а в случае чего твое озарение никто в вину тебе ставить не будет, а ему послабления от этого тоже не… светит, кхе-кхе, – Спиридонов остался доволен получившимся каламбуром, понятным не всем.

– Он судом тоже угрожал. Решил сыграть на том, что я женщина.

На это пристав лишь махнул рукой:

– Ты закон знаешь – надорвется верещать. Даже не была бы ты освещенной, никто тебя ему на съедение не отдал бы, тем более нашу землю немцу отдать – никогда.

– А в Англии в Королевский суд?

– Бумагу этого судилища у нас он может только как пипифакс пользовать. Я говорил тебе, не ломай себе голову этим. Все, что Платон тебе отдарил – твое по праву. Ушел он, бедный, только с долгами. По ним пока ничем порадовать не могу. Но работаю над этим. Я тебе обещал. Да и для меня это личное, сама понимаешь. Но вот что, Александра, чем больше я думаю над нашим делом, тем меньше понимаю. А чем меньше я понимаю, тем меньше мне это все нравится. Пойдем прогуляемся.

Очевидно, что даже стенам управы пристав решил не доверять. Жалование его коллег не назвать нищенским, но и богатеями их не делало, поэтому опасение, что кто-то мог купиться на мзду, понятны. Компанейские деньги могут смутить разум кому угодно.

Британская Ост-Индская компания. Огромный левиафан, раскинувший свои мерзкие щупальца по всему свету. Несколько раз она приходила в Россию, рано или поздно жадные лапы директоров больно получали по пальцам, но попытки не прекращались. Очередной русский гешефт пришелся на мою юность, и с хитрыми англичанами решил сыграть Платон Сергеевич Болкошин. Он предполагал, что карты у компаньонов будут краплеными, но не ждал, что в карманах представительных джентльменов будут свинчатки и ножи, если говорить образно.

Из управы мы прошли налево по набережной Екатерининского. Напротив здания Заемного банка Николай Порфирьевич продолжил разговор.

– Не дает мне покоя одна мысль, недавно осенившая. Ты помнишь, Саша, чем твой батюшка был занят в последние месяцы?

– Конечно. Паровыми машинами. Пропадал в Управлении постоянно.

– Каком управлении?

– Водяными и сухопутными сообщениями.

– А кто у нас первый в паровых машинах и транспорте?

– Были англичане. Теперь даже не знаю. В России свои машины появляются хорошие. Чугунный колесопровод первый может у нас появиться.

– Вот то-то и оно, Сашенька. Втянулся твой батюшка в этот пар и чугун, и тут же появились компанейские у него на пороге. И я сперва решил, что закавыка у него с ними получилась именно из-за машин новых. Не хотели иноземцы первенство упускать, а договориться не смогли, потому и пошли на грешное дело. Но читаю я газеты и понимаю, что не только в этом соль. Куда колесопровод тянут сейчас?

Я недоуменно посмотрела на Николая Порфирьевича и ответила:

– К Астрахани, как пишут.

– Вот то-то и дело, что к Астрахани. На юг. А ведь казалось бы – правильнее на Казань. Или на Киев и Варшаву. Но строят чохом к Каспию, где и жителей – кот чихнул.

Поневоле задумалась. Смерть отца сильно повлияла на мою жизнь, смыслом ее стало найти и отомстить его убийцам. Но сейчас я осознала, что все это время рассматривала через увеличительную лупу мелкие следы, не стараясь окинуть всю картину разом. В вине Компании вообще и Дюпре лично я и не сомневалась, но и в самом деле даже не пыталась найти смысл в их действиях.

– Повод…

– Правильно, Сашенька, повод. Сперва следует понять, зачем злодей берет грех на душу. Когда простой душегуб кистенем в Апраксином переулочке сударю голову пробивает, тут мотив простой – кошелечек ему нужен. Потому и дело здесь простое. А вот с Дюпре нашим не все так ясно. Кошелечек ему и его злодейской Компании, конечно, нужен, но смотри, как получается: они загоняли батюшку твоего в долги, да так, что он и не сразу понял это. Хорошо еще до всех гешефтов на тебя все свое записал. А потом у них случается окончательная ссора. Дюпре приезжал к Платону за неделю до убийства.