Атуна Койдергем - Горлинка Хольмгарда. Книга 2

– А какой достоин? Новгород, что ли?! – усмехнулся Синеус.

– Да, Новгород достоин, – подтвердила Умила серьезно. – Знаешь в чем разница между Новгородом и Дорестадтом?

– В том, что одного из них уже не существует, – мрачно отозвался Синеус, вспоминая дым пожаров, пришедший с севера и подползший к его воротам. Отплывая на кораблях, Синеус видел, как вдалеке вспыхнул старый донжон – самая крепкая башня его поместья, в которой, по замыслу, должен был находиться он сам и его приближенные. Отрадно, что он быстро передумал переживать натиск врага в сей уязвимой цитадели.

– Дорестадт – это никчемный городишко. Городишко-слуга. Он обсуживает купцов, покупщиков, бродяг, потаскух, моряков, их корабли…– надменно произнесла Умила. – А Новгород – это город-победитель. В нем живут воины, а не торговцы специями и чинильщики чужих лодок. Этот город основан великим Словеном, самым могучим из всех славянских князей.

– Ах да, я забыл, у тебя же славянские корни, которыми ты гордишься. Но только вряд ли Словен был твоим предком, – засомневался Синеус.

– Словен был и моим и твоим предком, сын. Потому как все славянские народы – ветви одного дерева, – наставительно заметила Умила.

– Недружные колючие ветви, – усмехнулся Синеус.

– Среди родственников так часто случается, что нет мира. Но от этого они не перестают быть близкими друг другу. Даже внутри одной семьи возможны распри, что уж говорить о народах…– вздохнула Умила. – Так что не столь важно, к какому роду, к какой ветви, принадлежим я и ты.

– Но родственники не всегда мирятся, – заметил Синеус.

– Всегда. Когда приходит беда, они поддерживают друг друга…

– И ты полагаешь, Новгород поддержит нас теперь в той беде, в которой мы оказались? Станет для нас домом, который нам не придется вскоре покидать?

– Разумеется. Ведь, выходит, земля Новгорода нам не чужда, хоть мы и никогда там не были, – вывела Умила. – Осталось только одно значимое препятствие, которое нам надобно обойти…

– Какое же? – Синеус сдвинул брови, пытаясь понять, что еще может случиться такого ужасного, сравнимого с тем, что уже произошло.

– Успеть достичь Новгорода до наступления холодов, – ответила Умила с умиротворенной улыбкой. Ей было безразлично то, что случилось с вверенным ей Дорестадтом. Ее не трогали судьбы жителей. Она не оглядывалась на грустные события, а смотрела вперед, предвкушая нечто приятное и новое, ждущее ее впереди в городе Гостомысла. Ветер играл в ее посеребренных волосах, солнце светило в глаза, и ей казалось, что она снова молода и полна сил.

Этот осенний вечер в Новгороде выдался тихим и теплым. Деревья сменили свой окрас с сочного изумруда на восковой янтарь. И хоть до зимы было еще далеко, но уже чувствовалось приближение холодов: грустно завывал ветер по ночам, а утром на дорогах стояли лужи. Васса сидела у распахнутого окна и наблюдала малиновый закат. Скоро должен явиться муж – боярин Мирен. Он всегда приходит на закате дня.

Будет ложью утверждать, что Вассе плохо живется. Очень даже хорошо: раздольно и легко. Ни полевых, ни скотных работ, никаких поборов в казну – вообще-то, поборы были, только это все забота Мирена, а не ее. Сам боярин оказался добрым супругом, не обижал и не притеснял молодую супругу. Собственно, потому-то Васса и вышла за него замуж – он с самого начала виделся ей подходящим супругом. Если бы не Мирен, Вассу ждала бы незавидная судьба крестьянки-общинницы, приневоленную все жизнь не покладая рук работать на славу государства. Ведь на плечи женщины ложатся не только хлопоты о своей семье, о взращивании урожая, уходе за животными, ткачеству, шитью, но и различные повинности. Если, к примеру, правителю вздумается строить флот, то парусину будут ткать княжеская челядь и крестьянки. И это независимо от наличия у женщин свободного времени. Успевай, когда хочешь. Тяжело жить без заступника, тем более в простом семействе, зависимом от какого-то сурового неведомого владыки, живущего где-то там в детинце…Только и знай, что готовь дань к сроку. И Васса понимала, что ей повезло. Не каждая зевает у окна целыми днями, особенно имея малое дитя. Итак, все вроде бы благополучно…Но нет. Благодарности за достаток и попечительство недостаточно для счастья. И Вассе нередко становилось не по себе от все чаще одолевающих ее голову мыслей, выражающих всего одно чувство – нелюбовь. Мирен заботливый и добрый, щедрый и спокойный. Но что поделать – ну несимпатичен он ей, неинтересен, как унылое осеннее небосвод. А не сам ли он виноват, вообще? Ведь после свадьбы он переменился: и прежде ровно горело пламя его страсти, а теперь и вовсе стихло. Он больше не восторгался Вассой так, как ей того требовалось. Не нахваливал ее нарядов, не одаривал бесчисленными отзывами об ее красоте. Будто привык к ней. Не ласкался неустанно, как прежде. Мог легко спать в одиночестве, если Васса удалялась на посиделки или даже в клеть, где в жаркую пору было прохладнее, чем в опочивальне на южной стороне. При этом, безусловно, он любил жену и считал их союз счастливым. А Вассе тем временем не доставало внимания и восхищенного мужского взгляда.

Погасив последнюю свечу, Васса нырнула под одеяло. Спящий Мирен даже не пошевелился. Он очень устал за день, а сытный ужин, видимо, отнял последние его силы.

– Ты спишь? – прошептала Васса, ласково коснувшись носом шеи мужа. Возможно, она не чувствует к нему жгучей любви потом, что он мало уделяет ей внимания. Вот если бы он был чуть горячее, более заинтересованным в ней в моменты, когда на город сходит ночь. Пущай бы Васса не выспалась к утру, но зато была бы, может, хоть довольна.

Ответа на сей каверзный вопрос не последовало. Насупившись, Васса вздохнула и повернулась на другой бок, желая зреть темнеющий дверной проем, а не почивающего супруга.

Вассе снились самые нуднейшие сны: какие-то хлопоты, младенцы, пеленки и в конце всего синяя стрекоза, легкомысленно и беззаботно парящая над бурными водами, готовыми накрыть ее каждой очередной волной.

Ночью проснулся ребенок, Васса крепко спала, но громкий плач разбудил ее. Поначалу она и не думала подниматься: молоко у нее давно иссякло, так что кормилица из прислуги теперь успокоит чадо. И все-таки такого не произошло: женщина делась куда-то, может, на двор вышла. Как бы там ни было, Вассе пришлось самой успокаивать вопящее дитя.

– Ну где ты ходишь? – отругала Васса, появившуюся уже к рассвету кормилицу. – Покорми, плачет же…

Вручив ребенка няньке, крепко не выспавшаяся и оттого сердитая Васса двинулась обратно в опочивальню. Сон сморил ее крайне быстро, она даже не успела ни о чем подумать. За окном еще было сумрачно, но постепенно постройки проявлялись, выползая из темноты бледными унылыми образами. Скоро солнце взойдет.