Инга Могилевская - Петля. Том 2

– Мне…мне кажется, я чувствую, что это было именно здесь.

– Глупости.

Я сползла с кровати, взяла свою одежду.

– Прости, я не смогу…

Сани тяжело и разочарованно вздохнул, бросил взгляд на стоявшие на трюмо старинные часы.

– Ну, раз не хочешь больше здесь оставаться, езжай домой… Но, если ты все-таки решишь участвовать в операции, то завтрашнюю ночь тебе придется провести в этой комнате. Так что постарайся успокоиться и не поддаваться этим глупым и необоснованным предположениям, хорошо?

– Постараюсь.

***

– Ты сегодня отвратительно играл, – заметила я, когда мы зашли в эту же комнату на следующую ночь, – Мог бы хотя бы притвориться, что рад меня видеть.

– Я рад тебя видеть, – ответил он, снимая шляпу и пиджак – единственные атрибуты маскарадного костюма, которыми он мог на сей раз пренебречь. Но, похоже, он решил пренебречь еще и тщательно продуманной речью своего персонажа, что, на мой взгляд, было грубой ошибкой.

– Тогда что? Понимаю, сейчас неуместно говорить, что ты сам не свой, но ты даже не смог нормально исполнить роль «не себя».

– Ничего страшного. Перед кем там было кривляться? Перед шофером? Он все равно был сонный и не обращал на нас внимания.

– Надеюсь, что ты прав. Оставим твою роль в стороне – ответь мне, что с тобой происходит?

– Ничего.

– Не ври мне.

Он опустил голову, как и в прошлый раз, подошел к окну, занавесил шторы.

– Ты была права на счет этой комнаты, – пробормотал он.

– Ты мне не поверил вчера. И что же тебя все-таки убедило.

– Нашел доказательства.

– Здесь? Я думала, номер вылизали от и до после того случая. Да и сколько времени прошло – что тут могло остаться?

– Кое-что… – он взглянул на меня грустно и задумчиво, словно решая, стоит ли мне показывать, и понял, что я все равно не отстану.

– Когда я впервые увидел Тересу, когда пытался успокоить, я заметил, что все ногти на ее руках были поломаны или содраны, и под ними были занозы – щепки красного полированного дерева… – подвел меня к изголовью кровати, отодвинул ее от стены, и указал на замысловатые резные столбцы спинки.

– О Господи…

С обратной стороны на двух столбцах виднелись глубокие царапины…по четыре на каждом. Я приложила ладонь к одной из отметин, представляя, как были привязаны ее руки…Почувствовала примерно ту же невнятную внетелесную боль, что и накануне…

– Господи… – снова вырвалось у меня.

Сани тяжело вздохнул.

– Не надо… Лучше не думай об этом.

– Показал, а теперь просишь не думать.

– Настаиваю. Это случилось здесь. И все. Тут не о чем думать. И не зачем, – он опять пытался убедить не столько меня, сколько себя, зараженного вирусом понимания, – Главное, что она осталась жива, правильно? Как она, кстати?

Я пожала плечами.

– Сначала ни в какую не хотела соглашаться с тем, что останется в машине. Прямо-таки рвалась сюда. Кричала, что пойдет с нами, и никто ее не остановит… Да как кричала! Чуть не вывела из себя Анхеля. А потом вмешался Рамин, поговорил с ней. Долго разговаривали, наверное, около часа. Но он ее сумел вразумить. Уговорил не ходить с нами.

– Что он ей сказал?

– Не знаю. Они наедине разговаривали.

– Не нравится мне все это… – он обхватил ладонями виски, как делал всегда, когда пытался в чем-то разобраться, впился пальцами в волосы, но опомнившись, что на нем парик, тут же одернул руки, нервно замаячил по комнате, – Почему она так хотела сюда вернуться? После всего случившегося, она должна избегать этого место, а не рваться сюда? Разве нет?

– Да, наверное… Если только она не хочет отомстить.

– Кому? Стейсоны ведь мертвы…

– Может, есть еще кто-то, кого она винит в случившемся?

Он остановился, обдумывая мое предположение, но так и не сказал, согласен он с ним или нет.

– Я понимаю, что с ней происходит, но больше не могу ничего с этим поделать. Падре Фелино (его голос дрогнул, когда он упомянул имя покойного) считал, что Тереса сможет исцелиться лишь в том случае, если простит. Если забудет – она не исцелится, но сможет жить дальше. А если не простит и не забудет… – он развел руками, – Он считал, что вера в Бога должна помочь ей… как он выразился: «помочь воспротивится посеянному в нее злу».

– Ты разделял его мнение?

– Нет. Но не могу отрицать, что при падре Фелино я видел, как в Тересе просыпаются какие-то эмоции, некий душевный отклик – хоть что-то человеческое. А сейчас этого практически нет.

– Раньше она была набожной. Хоть ты этого не одобряешь, но это ей помогало… Как думаешь, что изменилось?

Сани долго не отвечал, потом подошел к кровати, тоже провел ладонью по следам ее ногтей.

– Думаю, ей стал не нужен Бог, способный простить любого, – еле слышно проговорил он.

Перевел взгляд на меня:

– Ладно. Хватит об этом. Скажи, изменений в нашем плане нет?

– Нет. Все, как ты и сказал.

– Хорошо, – взглянув на часы, – значит, Анхель придет примерно через 5 часов. Где они сейчас?

– Наверное, еще дома. Я приехала на мотоцикле, а они собирались выехать на машине ближе к утру.

– Ясно… Ты выглядишь уставшей.

– Ну да, – усмехнулась я, – Рамин нас весь день муштровал. Сначала заставлял выучить досконально план здания, потом тренировал в стрельбе, так, чтобы мы могли попасть в мишень с закрытыми глазами.

– О, узнаю брата! В этом плане он дотошный, – натужно посмеялся Сани, – Но пока его нет, приляг, отдохни. Завтра тяжелый день.

Я бросила взгляд на кровать. Поморщилась.

– Только не на ней.

– Можешь в кресле.

– Нет, лучше так, – подошла к стене, легла возле нее, на ковер – на шелковый персидский ковер… Если закрыть глаза, можно было представить, что лежишь на прохладном изумрудном мхе под лазурью открытого неба…под лазурью его теплых глаз, смотрящих на меня с нежностью и заботой. Он сел рядом со мной на пол, чуть приобняв, и я доверчиво положила голову на привязанную к его телу подушку.

– Мягко, – улыбаясь, прошептала я.

– Вот и хорошо. Постарайся заснуть.

Встрепенулась я от тихого, но настойчивого стука, звучащего с небольшими интервалами, словно выбивая ноты. Ничего не помнила, ничего не могла понять: ни то, где я нахожусь, ни то, почему я лежу на каком-то пухлом старике, ни то, кто я вообще такая… Так иногда бывает, когда что-то резко вырывает тебя из тревожного и глубокого сна, который ты, впрочем, тоже ни помнишь, и на несколько секунд ты оказываешься в разрыве меж двух забытых миров.

– Не бойся, это Анхель, – сказал старик, тяжело поднимаясь и осторожно выпуская меня из своих объятий.

Сознание стремительно возвращалось к реальности, всплывало на поверхность этого мира, словно насильно утопленное в воде полое тело.

Анхель? Да… Условный стук. Анхель, должен прийти в шесть утра. Уже шесть утра? Взглянула на просачивающиеся из-под тяжелых штор красноватые лучи… Да, уже шесть утра.