Инга Могилевская - Петля. Том 2

– Тихо, солнышко, тихо… Надо потерпеть… Чуть-чуть потерпеть, и у нас все получится, – утешает он… Его? Или себя? – Все будет хорошо… Детка, мы справимся… – потом чуть обернувшись к Рамину (тот все еще стоит у него за спиной, наблюдая за происходящим пристально и напряженно), – Бесенок, принеси мне со стола банку с настойкой и вату, – а когда сын Хакобо отходит, он снова к малышу… Но что-то уже изменилось. Будто ледники, сковывавшие до этого его глаза, внезапно начали таять, и с набухающими каплями слез его зрачки на долю секунды соскользнули вниз, потом – хлопок веками – и вот они опять на прежнем месте. Только теперь взгляд сфокусированный и даже… осмысленный? А вот безвольно вытянувшееся тельце, напротив, мгновенно превращается в твердый барельеф из костей и сократившихся до дрожи мышц. Его угасающие всхлипы и поскуливания незаметно переходят в непрерывную череду протяжных носовых звуков, атональная гармония которых все четче и острее выстраивается в знакомый Тито мотив. И этот мотив, эта мелодия… Волоски на теле мужчины поднимаются дыбом… Эта мелодия из музыкальной шкатулки. Но что это значит? Мальчик ее все-таки заметил там, на шкафу? Узнал? Понял? Догадался? А теперь… Будто таким окольным путем намекает: «Хватит прикидываться, я знаю, кто ты! Я все про тебя знаю!». И как тут быть? Проигнорировать? А меж тем, ясно, что он уже выдал себя: своим постыдным испугом, своей отвисшей в изумлении челюстью, да, черт возьми, каждой зловещей секундой промедления! Вон как маленький на него уставился, словно видит насквозь… Нет. Постой-постой… Что он, в самом деле? Прямо как бесёнок, приписывает этому несмышленому, этому несчастному полузверьку свои мысли. Коварное спланированное разоблачение – ну, конечно! Он и впрямь считает, что маленький способен на такое?! Всему, наверняка, есть более простое и внятное объяснение… Эта шкатулка… Мальчик, наверное, играл с ней еще там, у МакЛейнов, и, наверное, запомнил понравившуюся мелодию. А сейчас просто неосознанно намурлыкивает ее, чтобы успокоиться. Не нужно волноваться. Это совсем ничего не значит. Ничего, кроме того, что малыш сам очень напуган.

Усилием воли сгоняя с лица остаточные следы паники и выдавливая прежнюю улыбку, Тито наклоняется поближе к нему:

– Солнышко, ты поешь? Это очень красиво, – и сам, делая вид, что подхватывает незнакомый ритм, начинает вторить этим протяжным меланхоличным нотам.

Мальчик тут же замолкает. Его проницательные глаза сужаются в тонкие щелочки, бледные губки начинают трястись, и подергиваться, и приоткрываться, будто в попытке что-то произнести. Однако, то, что внезапно срывается с них, оказывается вовсе не словами, а диким, оглушительным воплем.

– Что ты с ним сделал?! – также полоумно и яростно кричит бесенок, подскакивая обратно к кровати.

– Я ничего… Я даже не…

На мгновение глаза Рамниа взметаются куда-то к потолку, а потом:– Берегись! – хватает подмышки все еще вопящего братика и… И это последнее, что Тито успевает заметить. Что-то большое и увесистое огревает его по плечу, повалив с ног, а следом что-то мягкое и легкое накрывает с головой, точно пойманную в сачок букашку.

Поспешно поднимаясь, стягивая с себя ткань и морщась от полученного удара, Тито пытается разобраться в случившемся. Похоже, малыш как-то умудрился левой рукой ухватиться за оконную занавеску и дернуть на себя, срывая ее вместе с едва державшейся на балках незакрепленной гардиной. Она-то и прошлась Тито по плечу, сбив с ног. А край длинной палки лежит прямо на кровати… На пустой кровати. Все могло кончиться очень плохо: гардина могла пришибить и самого мальчика, если бы бесенок не успел вовремя выхватить его из-под удара. Сейчас вон маленький жмется к груди своего спасителя, уливаясь тихими слезами, испуганный, но, судя по всему, целый… Ну или, по крайней мере, хотя бы не травмированный еще и этим происшествием.

Придерживая братика одной рукой, Рамин буравит Тито злым взглядом исподлобья и, едва убедившись, что тот несильно пострадал от случившегося, холодно чеканит все тот же вопрос:

– Так, что ты с ним сделал?

– Да, ничего! – разводит руками мужчина.

– Тогда почему он закричал?

– Не знаю! Я… я к нему еще даже не прикасался…

Бесенок прищуривает глаза, не веря, но вместе с тем и сомневаясь в обоснованности своего недоверия. Уповая на перевес второго, Тито осмеливается продолжить.

– Бесенок, послушай, все это конечно… – покачивает головой, – Я не знаю, из-за чего Сани это сделал. Видно, сильно испугался, вот и закричал, и дернул за занавеску. Но, слава богу, все обошлось, и ты успел его спасти. Теперь нам всем надо выдохнуть, успокоиться и доделать начатое, – он указывает на брошенную неподалеку на пол банку с настойкой, – И раз уж такие дела, и по-нормальному не выходит, может ты… Не мог бы ты подержать братика, пока я протираю ему спину… Ну, чтоб он опять что-нибудь не натворил.

Его слова Рамину явно не по душе. Прищур становится еще острее, злее, насмешливо подергивается вверх уголок его рта.

– chaq’, слышишь, что он мне предлагает, – обращается он к малышу, – Хочет, чтоб я тебя скрутил и держал силой, пока он делает с тобой черт знает что.

И будто понимая смысл слов, маленький еще отчаянней вжимается в грудь старшего, начинает истерично мотать головкой. Его плач усиливается.

– Рамин, ну зачем ты все это так превратно толкуешь?! – не выдержав, повышает голос Тито, – Я же просто прошу…

– Что?! Что ты просто просишь?! – бесенок тоже переходит на крик.

– Ну… хорошо… А что ты предлагаешь?! Как еще я должен заставить его лежать тихо и спокойно, пока я лечу его спину?!

– Не заставляй. Уговори. Объясни ему по-человечески.

– По-человечески?! Боже…– Тито хватается за голову, чувствуя как раздражение… нет, даже не раздражение, а голимая и невыносимая досада вытягивает его лицо, – Рамин, я хочу с ним по-человечески! Я очень хочу, чтобы с ним было возможно по-человечески! Но я только что попытался, и ты видишь, что из этого ничего не вышло. Он же ничего не…

– Ничего не понимает?! Перестань уже повторять эту чушь снова и снова!

– Нет, Рамин, это ты перестань… Мне ясна причина твоего упорства, но ты ведь уже взрослый! Хватит выдавать свои желания и мечты за действительность! Посмотри на Сани и честно признайся себе, что он… что он не мыслит так, как ты. И, наверное, никогда не сможет так мыслить. Он не осознает, ни где находится, ни кто я такой, и что пытаюсь с ним сделать. Он только боится. Слепой животный страх – вот единственное, что им движет. И чем дольше ты будешь притворяться, настаивать, что это не так, и оправдывать его поведение, выдумывая иные скрытые мотивы, тем больший вред ты ему причинишь. Вот как сейчас: думаешь, ты ему помогаешь? Думаешь, ты его защищаешь? От меня?! – Нет. Ты мешаешь мне помочь ему.