Бьёрн Андреас Булл-Хансен - Йомсвикинг

Это был голос Свейна. Фенрир зарычал. Свейн ему не нравился.

Дверь толкнули. Я подскочил:

– Мы здесь! Мы… Сейчас выйду!

Я метнулся к двери и выскочил наружу. Свейн оказался прямо передо мной, полы его плаща развевались на ветру. Одну руку он держал на рукоятке меча, другую засунул за пояс.

– Раб, – сказал он с презрением и сплюнул на щепки. – Хальвдан дома?

– Он… он спит, – ответил я.

Свейн, прищурившись, посмотрел на залив:

– Я ищу ведуна. Ты его не видел? Он упоминал тебя ввечеру, и я решил, что он пошел сюда.

Я помотал головой.

– Его не видели со вчерашнего дня, – пробормотал Свейн. – Если увидишь его, дай знать.

Свейн вернулся к своему коню и тяжело взгромоздился в седло. Только теперь я осмелился поднять глаза. Сын хёвдинга взялся за поводья, несколько мгновений он не двигаясь рассматривал кораблик. Он был почти готов. Я уже согнул верхние доски, оставалось только закрепить их заклепками.

Я подождал, пока Свейн исчезнет за деревьями, а потом принялся забивать заклепки. Ничего другого мне не оставалось. Если я не буду работать, люди поймут, что что-то не так. Может, они придут сюда и спросят, как там Хальвдан, может, зайдут прямо в дом и увидят, что он мертв. А что, если Свейн скажет, что виноват я, что я убил старика? Тогда меня прикончат.

За работой я то и дело поглядывал на дощатую улицу. А что, если Рагнар Двухбородый и его брат вернутся прямо сейчас? Они тут же явятся сюда и захотят переговорить с Хальвданом. Рагнару я не нравился. Он тоже может свалить всю вину на меня.

Закрепив верхние доски, я сел спиной к двери и принялся точить топор. Фенрир заполз мне между ног и свернулся там клубочком, будто и он боялся. Когда стемнеет, мне надо оттащить Хальвдана в лес. Там я его спрячу, и, возможно, все решат, что он уехал. Потом я убегу, мне нельзя останавливаться, пока я не окажусь как можно дальше отсюда.

С приходом ночи я опять сидел за столом. Я не ел весь день, но голода не чувствовал. За этот день у Хальвдана отвисла нижняя челюсть, изо рта шла кислая вонь. Будто внутри у него что-то протухло.

Я попытался собрать все мужество, чтобы подойти к нему и вытащить наружу. Но мужества во мне, похоже, не было, и я так и не двинулся из-за стола. Какое-то время я размышлял, не отнести ли остатки серебра Харальду Рыжему. Если я верну ему серебро, он не будет меня подозревать. Но, может, это, наоборот, и будет выглядеть подозрительно, будто я хочу предложить виру за убийство.

Так что я остался сидеть. Тем вечером не зажигал огня в очаге, не ложился на шкуру вместе с Фенриром, как обычно. Сидел в полной темноте.

Должно быть, я в конце концов и заснул там, за столом. Когда проснулся, уже брезжил рассвет. Отблески зари пробивались в щели вокруг двери. Мне показалось, я слышу вдалеке чей-то крик, мужской голос, но затем вновь стало тихо. Я поднялся. Ноги затекли, ведь я всю ночь просидел за столом. Фенрир уже проснулся. Он стоял у двери с беспокойным видом, наверное, просился наружу.

Вдруг я вновь услышал крик. Казалось, он шел от причалов.

Я увидел его, как только вышел наружу. В гавань заходил боевой корабль. Весла двигались в такт, парус и мачта убраны. Гребцы на веслах двигались в совершенном согласии. На форштевне скалилась красная голова дракона. И тут я все понял. Вот о каком драконе говорил ведун.

Корабль врезался в причалы. Он протаранил первый и увяз носом во втором. На берегу стоял человек, кажется, один из охотников. Не успел он что-то прокричать, как один из воинов на корабле поднялся с длинным луком в руке. Охотник отступил на пару шагов и свалился в воду, я успел разглядеть стрелу в его груди.

Воины на корабле разобрали щиты, висящие у борта. Я слышал их вопли, когда они запрыгивали на причал. Многие из них были вооружены топорами, только двое держали длинные луки. Мужчины рассредоточились между домами, выбивали двери, я услышал женские крики. На улицу вышел Отар Янтарщик и тут же получил стрелу в бок, но будто не заметил этого и побежал вверх по улице, в мою сторону, крича, что надо пробираться к усадьбе хёвдинга, предупредить Харальда Рыжего. Но я не шевелился, будто вопли яростных воинов сковали мне тело и я мог только смотреть, как они рубят всех, кто выходит наружу – сонных, полуголых, не в состоянии толком защититься. У кого-то в руках были палки и молотки, другие пытались натянуть луки. Бьёрн Бочар выскочил из своей мастерской и попытался рубануть топором по голове одного воина, но не успел и размахнуться, как другой вонзил ему в горло копье. Из одного дома выволокли девочку, она приехала на торжище с матерью-пряхой совсем недавно. Возможно, чернобородый воин, тащивший ее по улице, собирался захватить ее в рабство. Но она изо всех сил отбивалась, выворачивалась из его рук, и он вдруг вытащил нож и полоснул ей по горлу. Из раны струей забила кровь, чернобородый поднял глаза и заметил меня. Он вытер нож о волосы девочки и вернул его в ножны, а затем вытащил топор.

Помню, что я рыдал. Стоял у дома Хальвдана Корабела и плакал как ребенок. Я опустил глаза, в ушах стояли крики из домов, но пошевелиться я не мог. Я слышал, как чернобородый приближается. И знал, что это идет моя смерть.

Однажды отец обмолвился, что хороший пес в битве стоит двух мужчин. Я вдруг услышал рычание. То был маленький колченогий Фенрир, он стоял передо мной, ощетинив загривок и оскалив клыки. Никогда раньше не слышал, чтобы он так рычал. Это был удивительно низкий, глубокий звук. От рыка Фенрира с меня спало оцепенение, я поднял глаза и увидел, что чернобородый уже в нескольких шагах от меня. Я проворно подхватил Фенрира и помчался к опушке.

Я был уже на полпути к усадьбе хёвдинга, когда увидел старого Отгара. Он, обмякнув, лежал на тропинке. Я выпустил Фенрира и подошел, чтобы помочь ему подняться, но он отпихнул меня.

– Нет, оставь меня. Беги отсюда, мальчик.

Я побежал дальше. По пятам за мной скакал Фенрир, он не отставал даже на трех лапах. Вскоре я добрался до двора хёвдинга, но Харальд с сыновьями, должно быть, уже услышали крики, ибо облачились в кольчуги и садились на коней. Харальд Рыжий два раза объехал вокруг жертвенного камня, повернув острие меча к рунам, высеченным на нем. Вокруг него стояли челядинцы, многие с колчанами, набитыми стрелами, и с тисовыми луками. В некоторых я узнал свою работу.

Я остановился у края двора. Какая-то старуха рыдала. Две женщины, намного моложе, поддерживали ее с двух сторон. Харальд Рыжий будто и не видел ее. Он надел протянутый ему шлем. Щиток с пятнами ржавчины скрывал его лицо до бороды. Теперь он уже не был старым пузатым херсиром торжища, он походил на эйнхерия из Асгарда. Он направил коня туда, где стоял я, и, проезжая мимо, промолвил: