Бьёрн Андреас Булл-Хансен - Йомсвикинг

За пристанью раскинулась площадь с кострищем. Здесь пылал огонь, а вокруг костра стояли люди, слушая высокого мужчину в пропитанном жиром кожаном плаще, какие обычно в те времена носили мореходы. На нем была синяя туника с богатой вышивкой, на поясе висел кожаный кошель. Увесистый мешочек притягивал взгляды, и всем, пожалуй, подумалось, что в нем вдосталь и золота, и серебра, ведь все в этом человеке, от туники и добротных сапог до расчесанных длинных волос, указывало на то, что он весьма богат. Кроме него, на площади был еще десяток чужаков, мужчин с обветренными лицами, с кружками в руках. Я заметил, что на корабле горит огонь в жаровне, так что остальные члены команды, похоже, оставались на борту.

Нам дали место у костра, и некоторое время мы только слушали. Я увидел, что лицо человека в плаще морехода изуродовано длинным шрамом, идущим поперек носа. В руке он держал большую глиняную кружку и делал большой глоток каждый раз, когда островитяне, собравшиеся вокруг костра, задавали ему очередной вопрос. Затем он проводил ладонью по светлой бороде и отвечал негромким голосом.

По большей части людей интересовала их родня в Норвегии, двоюродные братья и племянники, сыновья и дочери, которые обзавелись там семьей, но об этом чужак мог сказать немногое. Зато он долго говорил о том, что в Норвегии нынче неспокойно. Несколько родов в Западной Норвегии восстали против Хакона ярла и его сыновей и отказались платить им дань. Ходили слухи, что один хёвдинг по имени Торфинн взял в плен нескольких воинов ярла и потребовал выкуп в размере десятилетней подати. Другие говаривали, что хёвдинги изгнали Хакона ярла с его дружиной из Тронхейма, объединившись, чтобы отомстить за все обиды, причиненные им и их женщинам.

И вновь я услышал, что ярл Хладира силой брал женщин, куда бы ни направлялся. Люди у костра озабоченно качали головами от таких слухов, а когда воин с боевого корабля поднял руку и, возвысив голос, заявил, что Норвегии нужен мудрый и справедливый король, многие закивали. Такой, каким был Хакон, воспитанник Адельстейна, пробормотал Грим, он был добрым королем для старой Норвегии. Тут приезжий протянул руку на юг, к темно-синему вечернему небу над пастбищами Грима. Он знает претендента на престол, мудрого и отважного человека. Он ждет на юге, в Уэссексе.

Островитяне навострили уши, чего и добивался мореход. Но вдруг в свете костра появилось лицо Хуттыша, вставшего по другую сторону от нас. Он спросил, есть ли имя у этого претендента, и мореход ответил, что его зовут Олав, но многие зовут его Кракабен, Воронья Кость.

Раз уж Хуттыш заговорил, то и Грим не хотел отставать. Белобородый поднялся и заявил, что и он слыхивал об Олаве Вороньей Кости, но то были недобрые слова. О нем рассказывали даны, заходившие в гавань. Они называли его подлым морским разбойником.

Мореход пронзил Грима гневным взглядом, а тот подбоченился и наморщил нос, будто принюхивался к чужаку. Мгновение они стояли, сверля друг друга взглядами, но тут кто-то поднял кружку и провозгласил здравницу.

После того, как все выпили, о претенденте на престол больше не говорилось. Хоть островитяне и считали себя по-прежнему норвежцами, они не собирались кланяться конунгам. Их предкам уже пришлось покинуть страну из-за одного властолюбца, а память о жестокостях Харальда Прекрасноволосого была по-прежнему свежа, ведь люди рассказывали своим детям истории, а те пересказывали своим.

Некоторое время все пили. Но вот Грим вновь поднялся, и теперь мне стала понятна вторая причина, по которой он взял меня с собой.

– Вот Торстейн, о котором вы слышали, – сказал он, опустив ладонь мне на плечо. – Он – мой корабел.

Теперь все глаза обратились на меня. Многие кивнули, некоторые приветствовали меня, подняв кружки. Грим добавил, что сейчас я загружен работой, но если кому-то перед осенним ловом понадобится помощь умельца, им следует идти в Гримсгард.

Вновь люди вокруг костра закивали и пробормотали что-то утвердительное. Мореход в плаще наклонил голову набок: казалось, он изучает меня. Хуттыш подался вперед и сплюнул в огонь.

– Никакой он не твой корабел, – сказал он, кинув хмурый взгляд на Грима. – Или ты считаешь его своим рабом?

На это Грим смолчал, думаю, он слишком разозлился, чтобы найтись с ответом. Вместо этого ему быстро сунули в руки рог с пивом, и все, мужчины и женщины, вновь подняли здравницу.

Белобородый старик пил и, пожалуй, начал пьянеть, я заметил, что он немного осоловел и стал на удивление молчалив. Мне тоже поднесли пива, и хоть я прихлебывал с осторожностью, вскоре почувствовал хмель. Это пиво было того рода, которое варят островитяне из двухрядного ячменя, что зреет на залитых солнцем полях на юге Англии, напиток, сразу ударявший в голову, а затем в промежность. Но воздействие было очень разным: мысли в голове ворочались неохотно и медленно, но ниже пояса все было иначе. Не один островитянин был зачат во хмелю, как бы часто священники ни наведывались сюда и ни рассказывали, как должен вести себя человек, чтобы угодить Белому Христу и его отцу. Древние боги еще не ушли с островов, а их повадки были иными: никто из них не воротил носа от кружки пива или от женщины.

Большинство мужчин у костра уже знатно приложились к кружкам и дошли до того состояния, в котором пьяные мужчины наиболее раздражительны: достаточно пьяны, чтобы полезть в драку из-за любой мелочи, но еще достаточно трезвы, чтобы не утратить власть над ногами и руками. И именно в эту минуту на площадь явился ярл острова со своими людьми. Я заметил его одним из первых: он выехал верхом из-за домов и поначалу остановился на некотором расстоянии от костра, чтобы его люди успели его догнать. Дружинников было восемь, все на конях. Мореход их увидел и поднял кружку в приветствии. Но Сигурд, сын Хлёдвира, ярл надо всеми Оркнейскими островами и их жителями, не ответил на приветствие.

Раньше я ярла не видел, так что Гард пихнул меня локтем и объяснил, кто это, чтобы я понял: назревают неприятности.

Сигурд спрыгнул с коня. Некоторое время он рассматривал нас, затем сплюнул на землю с явственным презрением и сказал несколько слов одному из сопровождающих, указывая на боевой корабль. Этого человека я уже видел, он однажды явился на Гримсгард и велел, чтобы Грим припас для сборщика податей вяленой рыбы и мяса, после чего Грим сидел за полночь и клял ярла и всю его родню. Ведь этот человек, с которым говорил ярл, был никем иным, как его сыном по имени Хунд, а островитяне прозвали его Щенком. В его повадке было что-то неприятное, будто он не шел, а крался и никак не мог выпрямиться во весь рост. Теперь он стоял рядом со своим отцом, на губах играла предвкушающая усмешка.