Жанна Голубицкая - Тегеран-82. Начало

Дело с петухом было в том самом санатории, где я отдыхала в шкафу. К деревне, где я якобы ночевала, надо было идти лесочком. На полпути тропинка неожиданно выводила на полянку, где перед путником открывалась сказочная картина – одиноко стоящая среди леса настоящая русская печь. Казалось, что вот-вот из лесу выйдет Емеля-дурак и «поедет на печи, выпекая калачи». Как выяснилось позже, почти так оно и было: печку использовали для пикников в лесу как деревенские, так и отдыхающие из нашего санатория. На нее даже была установлена определенная очередность.

Стояло самое грибное время, отдыхающие приносили полные корзины и всем очень хотелось жареных грибочков. Но пожарить богатый урожай было негде, в санатории предписывали диетические столы и строго следили, чтобы отдыхающие не устраивали никакой кулинарной самодеятельности. Увидев печь, мои родители, тогда еще совсем молодые люди, озарились идеей и подбили группу единомышленников из отдыхающих «записаться» на печь на самый востребованный вечер пятницы. Сказано – сделано: хозяйка, у которой я якобы жила, сообщила, что запись на печь ведет их колхозный «замкульт» – зампредседателя по культработе. А изба его стоит перед лесом, ближе к санаторию.

Печь застолбили, а с утра пораньше вся компания, участвовавшая в вечернем пикнике, отправилась по грибы. Вернулись только к вечеру, уставшие, но с полными корзинами. Передохнули немного, съели диетический санаторский ужин и отправились на опушку к печи – готовиться к пиру на свежем воздухе.

Тропинка от санатория к лесу с печкой проходила как раз мимо избы колхозного замкульта. По пути в деревню за козьим молоком мы проходили мимо этого дома каждое утро и каждый вечер: замкульта до записи на печь никто не знал, зато его петуха знали все, уж больно громко он кукарекал. Лично я на тот момент видела этого петуха дважды в день две недели подряд и не обращала на него ни малейшего внимания. Но в тот вечер одна отдыхающая тетя из нашей компании вдруг сказала:

– Ой, мы когда зашли к замкульту во двор, чтобы на печь записаться, этот его петух нас чуть не заклевал! Он, оказывается, у него какой-то бешеный, а особенно детей ненавидит! Поэтому замкульт отдельно предупреждает, чтобы дети мимо него не бегали, а то петух так нервничает, что даже из загона может выскочить, догнать и выклевать глаза!

Моя мама в ужасе разохалась и тут же стала настойчиво внушать мне, что мимо петуха надо не бежать, а идти тихо-претихо, на цыпочках, лишь бы он не волновался! Запретить мне ходить мимо петуха вовсе мама не могла: другой дороги к деревне не было. А ходить туда мне требовалось – ради поддержания семейной легенды, что я там живу, и ради дружбы со Светкой, дочкой хозяйки. Сама Светка прийти ко мне не могла, посторонних детей на территорию нашего санатория не пускали тоже.

– Уж не из-за этого ли петуха в нашем доме отдыха запрещены дети?! – засмеялся мой папа.

Дойдя до печи и приступив к чистке грибов, про замкульта и его петуха все тут же забыли. И только меня терзали смутные подозрения, что петуха оклеветали. Все же я каждый день проходила мимо него, иногда даже бегом, и ни разу он не проявил своего бешенства.

При разделке богатого грибного урожая выяснилось, что не хватает одной сковородки: ее выпросили за ужином на санаторской кухне, а потом забыли в холле. За ней послали меня, как самую младшую. Я было припустила бегом по тропинке, но тут вспомнила про недавно открывшуюся мне петушиную злобность. Как и велела мне мама, я замедлила шаг, а поравнявшись с петушиным загоном, подозрительно в него покосилась. Петух стоял ко мне задом, проявляя полнейшее равнодушие к тому, иду я или бегу и есть ли я вообще. Сковородку я благополучно нашла в кресле у входа и возвращалась назад вприпрыжку, весело ею размахивая. На этот раз я еще издали заметила, что из петушиного загона за мной пристально следят. Но каждый раз менять темп в угоду петушиному расположению духа мне казалось унизительным, к тому же, я все же склонялась к мнению, что замкульта нарочно оболгал своего петуха, чтобы возле его двора не играли деревенские дети и не мешали ему спать своими криками. Если петух и впрямь так ненавидит детей, что выклевывает им глаза, то почему не обращал на меня внимания все эти две недели?! А если у него все зависит от настроения, как у моей мамы, то с какой стати я должна под него подстраиваться?! Ничего плохого я ему не делаю, а тропинка общая и я могу идти по ней, как хочу.

С этой мыслью я не только не перестала скакать по дороге, размахивая сковородкой, но поравнявшись с петухом, особенно красиво подпрыгнула, воздев сковородку в небо, будто бадминтонную ракетку. Петух напрягся до самого кончика гребешка и принял воинственную позу. Но к этому моменту я уже почти миновала его жилище, поэтому храбро обернулась на скаку и приветственно помахала петуху сковородкой.

Дальнейшее я помню только со слов стоявших у печи, перед которыми открылась следующая картина. Сначала из чащи на опушку выскочила я, мчащаяся по тропинке с такой скоростью, что взрослым показалось, что я лечу по воздуху, помогая себе сковородкой. А сразу следом за мной гигантскими скачками и с клювом наизготовку несся замкультовский петух. Он уже почти меня настиг и готовился клюнуть в мягкое место, когда я с победным воплем достигла печки, спряталась за спину папы и уж оттуда всерьез замахнулась на петуха сковородкой. Петух затормозил на всей скорости, подняв шпорами с тропинки столб пыли вперемежку с еловыми ветками, встал перед нами, тщательно расправил подмятые крылья, уставился на нас в упор и грозно и членораздельно выкрикнул:

– Ку-ка-ре-ку!

– В следующий раз точно клюну тебя в попу! – перевел мой папа.

Все присутствующие, описывая потом это зрелище тем, кто его пропустил, признавались, что не хохотали так ни в одном цирке.

Убедившись, что с замкультовским петухом и впрямь лучше не связываться, мимо его дома я стала ходить степенно, стараясь даже не смотреть в его сторону. Петух отвечал мне тем же. Но, в отличие от петуха, у Мамну с заднего двора не вышло напугать меня с первого раза.

* * *

На следующее утро во дворе мои подельники окружили меня с вопросами, правда ли меня схватил покойник, прямо за шиворот?!

Оказалось, они приняли господина Мамну за ожившего мертвеца и поэтому убежали. А я в их мальчишеских глазах оказалась настоящим героем – не побоялась покойника и даже обезвредила его, доставив к своей маме.

Подсказанный мальчишками сюжетный поворот пришелся мне по душе. В самом деле, «покойник меня схватил, а я его обезвредила» звучало куда лучше, чем «упала в лужу под носом у санитара». Слава бесстрашной охотницы «на мертвяков» так мне понравилась, что я простила парням их постыдное бегство в обмен на их ежеминутное восхищение моей персоной. Для пущего ореола величия я каждый день присочиняла к «героическому эпизоду» своего сражения с «мертвяком» все новые душераздирающие подробности. И вскоре уже не одинокий Мамну, а целые полчища покойников нападали на меня изо всех окон морга, а я одна, лицом к лицу, отражала их восстание. Вязала их, как дрова, и вела строем, как каторжников, в приемный покой к своей маме…